Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Ты — доблести первый наставник, с тобой
Кто мог бы тягаться в затее любой!
О дней моих светоч, властитель-мудрец,
Ты лучший во всём для меня образец!».
Царь вымолвил: «Светел да будет твой путь!
5750 О славный, везде победителем будь!
Ты царства достоин, властителя сын,
Краса властелинов, опора дружин!».
С зарёй Сиавуш и Турана сыны
Помчались на поле, веселья полны.
Сказал возглавлявший туранскую рать:
«Теперь нам товарищей должно избрать.
Ты сторону эту возглавишь, а я —
Другую: примкнут к нам обоим друзья».
«О нет,— был ответ повелителю дан —
5760 Рука не возьмётся моя за човган.
Невмочь мне, о царь, состязаться с тобой;
Найдётся достойный противник другой.
Я лучше — коль дружбу ты примешь мою —
На поле игры за тебя постою».
Обрадован ласковой речью его,
Царь более слушать не стал никого.[224]
Сказал он: «Меня ты достоин, клянусь
Главою владыки, чье имя Кавус!
Искусством своим пред мужами блесни,
5770 Мой выбор пускай не осудят они;
Пусть каждый хвалою тебя подарит
И счастья улыбка мой лик озарит».
Князь молвил: «Приказ властелина — закон,
Здесь каждый наездник тебе подчинён».
Владыкой в товарищи избран Гольбад,[225]
Джехен удалой, Герсивез и Пулад,
Воинственный муж Нестихен, и Пиран,
И мяч настигающий в море Хуман.
В друзья Сиавушу назначен Руин,
5780 Шиде, украшенье туранских дружин,
Эрджасп, что и льва б на аркане повлёк,
И Эндериман, искушённый ездок.
«О славный! — царю говорит Сиавуш —
Найдется ль средь этих наездников муж,
Который к мячу прикоснулся б? Один
Я в поле, а все — за тебя, властелин.
Когда повелишь, из дружины своей
Сюда призову я иранских мужей;
Их взять подобает в товарищи мне,
5790 Чтоб не быть сильней ни одной стороне».
И князю перечить не видя причин,
На это согласие дал властелин.
И князь меж иранцев в подмогу себе
Семь витязей выбрал, искусных в борьбе.
Уже барабан оглушительно бьёт,
Вздымается пыль до небесных высот,
Рычанье кимвалов и труб разнеслось,
Ты скажешь, ристалище вдруг затряслось.
Човган повелитель Турана схватил,
5800 Взмахнул им — и мяч в облака запустил.
Князь тронул коня, скрылся в тёмной пыли,
И мяч, воротясь, не коснулся земли:
Так сильно ударил несущийся вскачь,
Что, скрывшись, остался невидимым мяч.
И отдал туранский владыка приказ
Мяч новый нести Сиавушу тотчас.
Мяч царский к устам он подносит, труба
Зовёт, и опять закипает борьба.
Князь сел на другого коня и на миг
5810 Мяч бросил на землю, но тут же настиг
Човганом: удар был таков, что луне
С мячом повстречаться пришлось в вышине;
Вознёсся, и тут же из виду исчез,
Как будто притянутый сводом небес.
Нет, не было на поле том удальца
Искуснее, не было краше лица.
Глядит Афрасьяб, ликованьем объят.
Очнувшись, туранцы ему говорят:
«Он доблести полон, бесстрашен, удал;
5820 Подобного всадника мир не видал».
Царь молвил: «Дано ему мир восхищать,
На нем опочила Творца благодать.
Красой богатырской, отвагой в борьбе,
Клянусь, превзошел он молву о себе!».
Поодаль поставили царский престол,
На царский престол повелитель взошёл,
Сел рядом царевич; владыка с него
Не сводит очей, и в душе — торжество.
«Теперь — говорит венценосец бойцам —
5830 И поле, и мяч предоставлены вам».
Сошлись две дружины в игре удалой,
И небо от пыли подёрнулось мглой.
Шум, клики... Несутся наездники вскачь,
То мяч у того, то у этого мяч.
Ярятся туранцы, коней горячаг
Но тщетно добраться хотят до мяча.
Уже Сиавуш на иранцев сердит
И так на родном языке им кричит:[226]
«Здесь поле сраженья иль поле игры?
5840 Забыли, как были к нам судьбы щедры?
Лишь срок подойдёт, отступите тотчас,
Противнику мяч уступите хоть раз!».
И каждый иранец поводья без слов
Ослабил: не гонят мужи скакунов.
Соперники рвутся вперед впопыхах,
И вот уже мяч у туранца в руках.
Клич грянул, и тут Афрасьяб разгадал
Слова, что царевич иранцам сказал.
Промолвил затем повелитель дружин:
5850 «Я помню, рассказывал витязь один,
Что равного князю нет в мире стрелка,
Не ведает промаха эта рука».
Царевич, услыша властителя речь,
Свой царственный лук не замедлил извлечь.
На лук пожелал повелитель взглянуть:
Достанет ли силы рукою согнуть?
И дрожь изумленья по телу прошла,
И долго звучала владыки хвала.
Лук дал Герсивезу сперва Афрасьяб:
5860 «Согни, да надень тетиву, коль не слаб!»
Но лук не согнул, как ни тщился боец;
Взъярённый, оставил его, наконец.
Схватил Афрасьяб тот невиданный лук, —
Потёр его крепко, всей силою рук
Налёг, и согнул и воскликнул смеясь:
«Стрелою достанешь до месяца, князь!
Я луком владел в молодые года
Таким же, тех дней не вернуть никогда!
Никто ни в Иране, ни в нашем краю
5870 Таким управлять не сумел бы в бою.
Он лишь Сиавушу подстать одному;
Лук меньший подобной руке ни к чему».
Мишень на ристалище укреплена:
И тут Сиавуш впереди! Скакуна
Он к цели погнал, словно яростный див;
Крик дружный раздался, простор огласив.
Дивятся бойцы: прямо в сердце стрелой
Мишени попал богатырь удалой.
Другую стрелу, где четыре пера,
5880 Вложил в желобок и подумал: пора!
Поводья вкруг правой руки обмотал,
Прицелился метко и — снова попал.
Закинул свой лук за плечо исполин,
Примчался к владыке туранских дружин
И спешился. С трона владыка встаёт:
«Вновь, — молвит он, — славой покрыл ты свой род!».
Вернулись, горды и веселья полны,
В просторный дворец властелина страны.
Для пышного пира чертог уж готов;[227]
5890 Зовут музыкантов, искусных певцов.
В рубиновых чашах — сверканье вина,
За славного их осушают до дна.
Дары приготовить владыка велит:
Тут кони и сбруи, оружье и щит,
Венец и престол, и дивящие взор
Шелка, что не видывал мир до тех пор;
Монеты; слепящие блеском глаза
Алмазы, и яхонты, и бирюза;
Рубины и жемчуг в сосудах златых,
5900 И много рабов, и рабынь молодых.
Сокровища царские велено счесть,
Затем во дворец Сиавуша отнесть.
И всем, кто в Туране землею владел,
Кто сердцем к владыке страны тяготел,
Приказано слать Сиавушу дары,
Устраивать в честь Сиавуша пиры.
Царь молвил дружине своей боевой:
«Он пастырем будет, вы будьте паствой».