Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

[Кей-Хосров оптравляется в Сиавушгорд]

«Скорей!» — Кей-Хосрова торопит мудрец,[325]
И оба покинули царский дворец.
С весельем, надеясь на лучшие дни,
⁸⁴²⁰ В жилище Пирана вступают они.
Вождь славит Йездана, на сердце светло:
Державное древо плоды принесло!
Он двери хранилищ велит отомкнуть,
Богата юнца снаряжает он в путь.
Немало одежд, искромётных камней,
Оружья, венцов, кушаков и коней,
Со златом тугих кошелей и ковров,
И много других драгоценных даров
Вручил Кей-Хосрову. Сердечно к тому ж
⁸⁴³⁰ Напутствовал юношу доблестный муж.
И сына, и мать проводил он потом
В прославленный град, возведенный отцом:
Тот град пребывал в запустенье, увы...
Для встречи Хосрова и царской вдовы,
Ликуя, спешит отовсюду народ,
Весь город любимым хвалу воздаёт.
Все рады: дал отпрыск поверженный ствол,
И пышно тот отпрыск могучий расцвёл.
И каждый душой за усопшим царём
⁸⁴⁴⁰ Летит и его поминает добром.
Где были колючки — цветы разрослись.,
Где сорные травы — встаёт кипарис.[326]
А где сиавушева кровь пролилась —
Смоковница стройная ввысь вознеслась,[327]
И мускусом листья запахли, и лик
Царя Сиавуша на каждом возник.
Смоковница та зеленела весь год,[328]
Под ней о царевиче плакал народ.
Да, вот что творит он, безжалостный рок![329]
⁸⁴⁵⁰ Дитя от сосцов он отторгнуть бы мог.
Едва насладишься ты, мир возлюбя —
Рок тут же в пучину низвергнет тебя.
Не верь в этот бренный и призрачный кров,
К концу роковому будь сердцем готов.
Ты рубище носишь иль носишь венец —
Расстанешься с миром земным под конец.
В саду бытия только радость вкушай, —
Печали дохнуть на себя не давай.
Заботы отбрось, этот замок не твой,
⁸⁴⁶⁰ Твой — только приют под доской гробовой.
Ты благ не копи, всё вкушай до конца,
Надейся на щедрость благого Творца.
Будь весел — довольно с тебя и того!
Увы, небеса не щадят никого.
Счастливец главой до луны вознесён,
Мгновенье — и в бездну низринется он.
Так рок начертал всемогущей рукой:
Ты ныне во прахе, а завтра — другой.
Как мстили за смерть Сиавуша, внемли,
⁸⁴⁷⁰ Как царского сына в Иран увезли.

[МЕСТЬ ЗА СИАВУША] [330]

[Жалоба Фирдоуси на свою старость][331]

Состарился я, уж мои шестьдесят[332]
Мечом роковым надо мною висят.
Вина не давайте, на что мне дурман!
И так я шатаюсь, от дряхлости пьян.
Уж посох в руках, не тугая узда.
Добро растеклось, одолела нужда.
Стал взор — мой дозорный — меня предавать,
С вершины не видит несметную рать,
Не скажет: «Спасайся, коня поверни!» —
⁸⁴⁸⁰ Хоть вражье копьё за две пяди сверкни.
Мои скороходы служить не хотят,
Сковали их злобные те шестьдесят.
Мой певчий, без устали певший досель,[333]
Охрип: не поймешь, где рычанье, где трель.
Я кубок налью пятьдесят уж восьмой,[334]
Тот кубок — в честь близкой могилы немой.
Куда вы ушли, мои тридцать? До слёз
Жаль мускуса вашего, перлов и роз!
Персидского острого жаль мне клинка, —
⁸⁴⁹⁰ Увы, не владеет им больше рука![335]
Ох, скрюченный куст куропатке не мил!
Её молодой кипарис бы пленил...
Молю небеса об одном — до тех пор
Пусть грозный меня пощадит приговор,
Пока для людей не оправлю я в стих
Собрание этих преданий седых.
Пусть мудрые, те, что владеют пером,
Меня на земле поминают добром,
А в мире ином да заступится тот,
⁸⁵⁰⁰ Чьё слово и меч — правоверных оплот.[336]
Я дому Неби неизменно служу,
В пыли, у Веси под стопами, лежу...
Но к вещим словам летописца вернусь,
В старинные были душой окунусь.

[Кавус узнает о смерти Сиавуша]

Известье в Иран до Кавуса дошло
О том, что постигло царевича зло:
«По воле владыки туранской земли
Главу, словно птице, ему отсекли.
Безгрешный и доблестный, пал он во прах —
⁸⁵¹⁰ Заплакали серны в туранских горах,
И горем лесной соловей обуян,
И стонут в степи с куропаткой фазан,
И вянет на ветке гранатовый цвет,
И скорби людской исцеления нет...
Бесчестный Горуй не во сне — наяву
Царю, что овце, запрокинул главу
И острым кинжалом от плеч отделил.
О славном никто не рыдал, не молил...».
Той чёрною вестью владыка сражён,
⁸⁵²⁰ С высокого трона низринулся он,
В тоске на себе одеяния рвёт,
Лик ранит и слёзы горючие льёт.
И все, кем гордится Ирана земля,
Рыдают, печаль с венценосцем деля.
Их слёзы кровавы, ланиты бледны,
Уста и сердца сожалений полны.
Гив храбрый и Тус, и Гудерз, и Ферхад,
Шапур и Бехрам неутешно скорбят,
Все в чёрных и синих одеждах, и прах —
⁸⁵³⁰ Не княжьи короны — на княжьих главах.

[Прибытие Ростема к Кей-Кавусу]

Известье дошло до Ростема в Ннмруз
О горе, котором сражен Кей-Кавус,
О гневе, объявшем иранцев, о том,
Что плачет весь край о царе молодом.
Лишь только о смерти питомца узнал,[337]
Пал навзничь великий, весь край застонал.
Заль прахом главу посыпает себе,
Ланиты терзает, пеняя судьбе.
Средь горького плача семь дней протекло.
⁸⁵⁴⁰ На утро восьмое, едва рассвело,
Рычанием трубным наполнился мир,
Прислали дружины Кабул и Кашмир.
Могучий, отмщения жаждой горя,
Повёл их в столицу Кавуса-царя.
Как только достигли иранских равнин,
Одежды свои разорвал исполин.
«Клянусь,— возгласил он,— и клятву сдержу:
Доспехов не сброшу, копья не сложу,
Не будет мне ратная жизнь тяжела,
⁸⁵⁵⁰ Пыль битв и походов не смою с чела,
Доколе я смертью за смерть не воздам
Пролившим безвинную кровь палачам.
Шлем будет венцом, чашей — ножны меча.
Помчусь я, аркан сыромятный меча,
И, верю, достойно злодею-врагу
Отмстить за царя Сиавуша смогу!»
К дворцу повелителя пеший, в слезах,
Приблизился витязь, на темени — прах.
Промолвил Ростем возглавлявшему край:
⁸⁵⁶⁰ «Посеял ты зло — урожай собирай!
Любовь к Судабе и неистовый нрав
Тебя погубили, венец твой поправ.
Теперь, о владыка, увидел ты сам,
Что вверился моря коварным волнам.
Недобрые мысли твои принесли
Несчастье народу иранской земли.
Уж лучше сошёл бы державы глава
В могилу, чем женщины слушать слова.
По мне так достойнее женщины нет,
⁸⁵⁷⁰ Чем та, что вовек не рождалась на свет.
Ведь женским наветом сражен Сиавуш —
Столь мудрый и славный, и доблестный муж.
Жаль гордую силу, пленительный лик
И царственный стан, что навеки поник!
Жаль славой гремевшего богатыря!
Ирану второго такого царя
Не видеть: весеннего неба щедрей,
Он был на пирах украшеньем царей.
А в битве столь гибелен был его гнев,
⁸⁵⁸⁰ Что с ним не сравнился бы яростный лев.
Нет, слёзы о нем не устану я лить,
Врагов без пощады я стану разить!
Я мщению впредь посвящу бытиё,
Чтоб мир запылал, словно сердце моё!».

325

8417 В оригинале сказано не мудрец, а военачальник — сепäхбäд — т. е. Пиран.

326

8442 Следующий в тексте Вуллерса бейт, отсутствующий и в Калькуттском издании, в переводе опущен.

327

8444 В оригинале просто дерево, ствол (нäрд).

328

8447—8448 Дословно:

«Она (Смоковница) в месяц Дей (т. е. зимой—см. прим. 110736 в томе I) была весной

Она была местом поклонения печальных (сугваран)».

329

8449 Далее, до конца главы следует лирическое отступление.

330

8471—11366 «Месть за Сиавуша» — по существу особый сказ о событиях после гибели Сиавуша и до воцарения Кей-Хосрова. Здесь повествуется о кровавых войнах. Иранцы, и прежде всего Ростем, ведут их, мстя за Сиавуша. Туранцев также воодушевляет месть за павших близких. Тесная связь этой группы сказаний с трагической эпопеей о жизни и смерти Сиавуша настолько очевидна, что иногда она относится к основному сказанию о Сиавуше как его продолжение. В тексте Вуллерса — Нафиси, собственно говоря, нет выделения «дастана» (сказания) о «Мести за Сиавуша»: в рамках того же сказания о Сиавуше продолжается рассказ о событиях после гибели последнего. Но в ряде рукописей (в Пар. изд., например) заключительный бейт элегии Фирдоуси (стихи 8469—8470 перевода) начинает новое повествование.

331

8471—8504 [Жалоба Фирдоуси на свою старость] — лирическое отступление, открывающее очередной сказ; один из лучших образцов лирики наряду со знаменитой «Элегией на смерть сына», которая будет позднее.

332

8471—8476 Этим шести стихам перевода в оригинале соответствуют два бейта (т. е. четыре стиха).

333

8483—8484 В оригинале:

сäрайанде з аваз бäр гäшт сир

хäмäш лäхн-е больболь хäм авайе шир.

«Поющий [м. б. голос его] пресытился пением,

Все у него (на один лад), что трели соловья, что рычание льва».

334

8485—8486 В оригинале:

«Когда я поднял чашу пятидесяти и восьми 

буду думать только о смерти (дословно: о похоронных носилках) и (погребении) в поле».

Здесь Фирдоуси уточняет свой возраст — 58, указав сначала (см. выше) округленно — 60.

335

8490 Здесь один бейт подлинника передается тремя строками перевода, причем последняя строка: «Увы, не владеет им больше рука» — вольная вставка.

336

8500 В оригинале Вуллерса: ке ба зу'льфекар äст о ба менбäрäст («кто владеет зульфекаром и кафедрой»). «Зульфекар»—меч Али (букв, обладатель позвонков, т. е. в руках Али, поражающий [всегда бегущих врагов] в спину). «С кафедрой», т. е. является имамом на кафедре мечети (так называемой мимбар) — вождем правоверных — шиитов. Таким образом, в переводе не мог быть передан специфически шиитский смысл бейта, особенно в сочетании с последующим (в тексте) подчеркиванием своей верности «Дому Пророка» и его «доверенного» — Али (см. примечание 225 в томе I). Но в вариантах Вуллерса (в Пар. изд.) вместо Зульфекар стоит просто тиг-е-тиз — «острый меч» (как и в Лондонской рукописи), что наводит на мысль об интерполяциях или заменах руками чрезмерно «благочестивых» читателей, будь то шииты, или сунниты.

337

8535 Здесь в переводе выпущены два мало обоснованные бейта текста Вуллерса, как очевидная интерполяция.