— Дело в том, Флинн, что у меня есть ребенок. И он обходится очень дорого…
Флинн промолчал, ожидая продолжения.
— Он родился умственно отсталым, — сказал Д'Эзопо. — Родился с дефектом, от одного названия которого меня просто тошнит. Даже думать тошнит, не говоря уже о том, чтоб произносить вслух.
— Я не знал, — пробормотал Флинн.
— Оно… Видишь ли, мы с женой какое-то время назад решили, что лучше называть нашего ребенка «оно». Ты можешь счесть, что это не слишком красиво, но мы решили, вернее, вынуждены были решить, что, если называть его «оно», это как-то поможет деперсонифицировать… это существо. И не сойти с ума самим…
Флинн вспомнил о своих пятерых здоровых и красивых ребятишках и промолчал.
— Ему нужен постоянный уход, все двадцать четыре часа в сутки, все двенадцать месяцев в году. И стоит это больше, чем мы можем себе позволить, больше, чем может позволить себе любая мать.
— Мне страшно жаль, Эдди.
— Некоторое время назад федеральные власти и власти штата урезали расходы по программам, связанным с уходом за такими детьми. И нам его вернули. И я не в силах обеспечивать ему должный уход. К тому же у меня есть и еще дети, нормальные. О них тоже надо заботиться. И тут вдруг меня приглашают сюда, по чистому совпадению. И я поехал, тут же. Я страшно обрадовался возможности вырваться из всего этого хотя бы на уик-энд. Дом… дом превратился в сущий ад… Ты когда-нибудь слышал о фонде Хаттенбаха?
— Только недавно услышал.
— Так вот, во время моего первого визита сюда Дуайт Хаттенбах упомянул о существовании этого фонда, основанного его семьей. Оказывается, они устроили нечто вроде школы-клиники как раз для таких детей. И в течение десяти дней мой ребенок оказался в этой клинике, где пребывает и сейчас. И знаешь, Френк, у него даже наблюдается кое-какой прогресс. Люди, работающие там, творят просто чудеса!
— Которые обходятся тебе бесплатно.
— Ну, скажем, не совсем бесплатно. Но недорого.
— А как это Хаттенбах узнал о твоем ребенке?
— In vino veritas,[13] — с улыбкой ответил Д'Эзопо. — Вот мы с тобой, к примеру, Френк, никогда не выпивали вместе.
— Не сомневаюсь, что много потерял. А кто именно пригласил тебя в клуб, Эдди? Чьим конкретно гостем ты являешься?
— Эшли.
— Ага… Стрелковое оружие.
— Верно. Закупает оружие и амуницию для разных служб.
Флинн пытался вспомнить.
— Скажи-ка, а мы, бостонская полиция, тоже пользуемся стрелковым оружием и боеприпасами фирмы «Эшли комфорт инкорпорейтед»?
Д'Эзопо пожал плечами.
— Было дело. Однако, упреждая твой следующий вопрос, скажу: теперь мы оружия у «Эшли комфорт инкорпорейтед» уже не закупаем. И да, признаю, Эшли просил меня замолвить словечко. Но меня лично, Эдварда Д'Эзопо, а не комиссара полиции Бостона. Просил посодействовать в плане капиталовложений в его предприятие. И я нашел деньги, опять же по чистой случайности.
Теперь Лодердейл наяривал на рояле «Серебряные нити на фоне золотом». Странно, но Флинну больше не казалось это смешным. Очевидно, пародия, чтоб быть по-настоящему смешной, должна быть несколько отстранена от реальности.
— Ну а какие еще услуги ты оказывал членам клуба «Удочка и ружье», а, Эдди?
— О, да так, мелочи. Ну время от времени устраивал приезд по разряду «VIР», когда кто-то из них приезжал в Бостон и просил об этом. Предоставлял полицейский эскорт с сиреной. Спецохрану, опять же когда просили. Однажды установил у гроба одного покойного почетный караул… По просьбе старой девы, доводящейся теткой кому-то из членов клуба. И, надо сказать, тут возникли осложнения. Мне доложили, что она наготовила шоколадных пирожных с орехами и пичкала ими караульных.
— Сдается мне, — перебил его Флинн, — что у многих членов этого клуба имеются дети и внуки, которые учатся в разных школах и колледжах Бостона и его окрестностей. Скольких из них тебе приходилось отмазывать, а, Эдди?
— Не буду отвечать на этот вопрос, Френки.
— И однако же, готов держать пари, ты принимал от них и разные другие знаки внимания, и…
Пение Лодердейла в соседней комнате внезапно оборвалось. Звуки рояля тоже стихли.
Затем он вновь забренчал по клавишам.
И снова запел фальцетом, и даже успешно преодолел высокую ноту «си». Она походила на ужасный пронзительный визг.
— Этот тип!.. — воскликнул Д'Эзопо. — Лично я не нахожу ничего смешного в том… — Д'Эзопо умолк, не сводя с Флинна глаз. — Но ведь он просто играет… — добавил комиссар.
Визг перешел в хрип и кашель.
Затем еще один последний вскрик — уже нормальным мужским голосом.