— Спасибо, сударь.
Батистина без лишних церемоний набросилась на горячую пищу. Со вчерашнего дня у нее во рту не было ни крошки, поэтому никогда еще суп (включая даже суп самого короля, тот самый знаменитый суп с деревянной ложкой) не казался ей таким восхитительным кушаньем. Словно голодный котенок, она залпом проглотила его под одобрительными взглядами хозяев.
— Не хотим ли мы еще капельку? — с доброй улыбкой предложила хозяйка. Батистина скромно покачала головой.
— Вы очень любезны, мадам, но мне не хотелось бы быть вам в тягость!
Румяный блондин расхохотался, а седеющая женщина вновь наполнила ее деревянную миску.
— Пустяки, мамзель, дорога торная, карета едет, не волнуйтесь! — дружелюбно успокоил ее молодой человек.
Батистина слегка прищурилась, чтобы поточнее понять смысл его слов. Возле нее вновь оказалась миска с дымящимся супом. Батистина опорожнила ее так же, как и первую. При этом она исподтишка изучала своих хозяев. Она догадалась, что ее подобрали бедные акадийцы, совсем недавно обосновавшиеся в колонии. Она была наслышана об их злоключениях, однако ей никогда не приходилось сталкиваться с этими людьми.
— Ну как, птичка, тебе полегчало? — любезно спросила женщина.
— О, маменька, оставьте ее, она пока еще тихими шажочками идет, еще не пришла в себя! — заявил юноша, садясь за бревенчатый стол.
— Нет, нет, уверяю вас, я прекрасно себя чувствую!
С этими словами Батистина завернулась в стеганое одеяло и попыталась встать. Она все лучше и лучше понимала простонародный выговор и образный язык своих спасителей. Так, вероятно, говорили во времена славного короля Генриха IV. В пансионе монахинь-урсулинок для девиц благородного происхождения и после, в Версале, Батистина никогда не слышала такого говора, зато в деревнях вокруг Мортфонтена не только крестьяне, но и отпрыски обедневших дворянских семейств, насчитывающих не один десяток славных предков, сохраняли такой язык, являвшийся, возможно, самым чистым французским языком, на котором исстари говорили в королевстве. Но Батистину не интересовали лингвистические тонкости. Она просто хотела поговорить с приютившими ее людьми и узнать от них, во-первых, куда она попала, а во-вторых, что происходит вокруг.
— Прежде всего я должна поблагодарить вас, сударь, и вас, мадам, за то, что вы спасли меня… Меня зовут… кхм… Жанна Ле Норман! — уверенно заявила Батистина, внутренне стыдясь того, что ей приходится лгать этим милым людям. Однако из осторожности она предпочла не называть ни одного из своих многочисленных имен — Бель-Иль, Гонджибурно, Бургиньон или Вильнев-Карамей, так как наверняка ее разыскивали под всеми именами сразу.
— Отлично, мамзель Жанна! А я зовусь Вальмир Доманжо, а это моя маменька, нам с ней посчастливилось спастись от красных воротников[35]. Батюшку нашего мы потеряли, когда маис еще не созрел. А вы, Жанна, какими ветрами занесло вас в камышовое болото?
Батистина села напротив Вальмира, мадам Доманжо осталась стоять, скрестив руки поверх длинного передника. Оба, мать и сын, ждали рассказа Батистины. Девушка не заставила себя упрашивать.
— Так вот… я отправилась повидаться с братом, он служил в гарнизоне в форте Тулуз, расположенном на реке Алибамус… Мы уже возвращались обратно в Новый Орлеан, когда на нас напали восставшие индейцы-натчезы… Это было ужасно, все солдаты были зверски убиты… Мне удалось спастись благодаря капитану, командовавшему отрядом: он отвлек на себя внимание врагов… какой ужас… всю ночь я бежала, не останавливаясь… Когда вы, Вальмир, нашли меня, силы мои были на исходе… Я пряталась… я боялась наткнуться на индейцев!.. — завершила Батистина, забыв при этом добавить, что еще больше, чем индейцев, она боялась встретить солдат губернатора.
В продолжение ее рассказа Вальмир и его матушка сочувственно кивали головами. Батистина умело смешала правду и ложь. Гостеприимные хозяева ни на минуту не усомнились в правдивости ее слов.
— Ах, теперь понятно, почему у бедняжки такое грустное личико! Но как же Господь допустил, чтобы дикари безнаказанно убивали честных христиан? — воскликнула мадам Доманжо.
Батистина тряхнула своими спутанными локонами.
— Индейцы, конечно, виноваты, мадам, но у них был повод… Капитан, командовавший фортом Тулуз, сжег их поселение, и я толком не поняла почему…
При этих словах Вальмир и его мать обменялись многозначительным взглядом.
— Так, значит, моя хорошая дама, и на Алибамусе не лучше… Но здесь, на берегах реки Мобил, вам ничего не угрожает!