Разницу в подходах к проблеме лояльности офицеров «традиционной» и «революционной» армий прекрасно иллюстрирует эпизод из воспоминаний М. Д. Бонч-Бруевича. Бывший генерал, служивший в Красной Армии, описал визит к нему прежнего сослуживца, офицера Логвинского: «Он долго еще продолжал “вербовать” меня, цинично соединяя сомнительные комплименты по моему адресу с явными угрозами. Я слушал Логвинского, размышляя над тем, имею ли я моральное право арестовать его и отправить в ВЧК. Для нынешнего моего читателя, особенно молодого, этот вопрос даже не встал бы, – явился тайный посланец врагов, пытается склонить тебя к измене, так чего же с ним церемониться! Но людям моего поколения было совсем не просто решить, как следует поступить в таком непредвиденном случае (курсив наш. – К. Н.). Офицер доверился мне как бывшему своему начальнику и русскому генералу. Я мог еще заставить себя сражаться с моими однокашниками в “честном” бою. Но использовать свою власть и прибегнуть к мерам, которые по старинке все еще считал “полицейскими”, – о нет, на это я был не способен. Рассуждения мои теперь кажутся смешными. Но мое поколение воспитывалось иначе, и гимназическое “не фискаль”, запрещающее жаловаться классному начальнику на обидевшего тебя товарища, жило в каждом из нас до глубокой старости»[55]. Для офицера, воспитанного в понятиях презумпции лояльности, в духе корпоративных ценностей, характерных для армии «традиционного» типа, совсем непросто было встроиться в новую систему, предусматривавшую презумпцию нелояльности и всеобщую подозрительность как норму жизни.
Взаимное недоверие в «революционной» армии усиливается еще и тем, что она комплектуется, как правило, случайным командным составом: добровольцами или мобилизованными, степень преданности которых можно проверить только в бою. Костяк командного состава «революционной» армии более или менее долго служил в войсках «старого режима» и пропитан его ценностями, а лица, преданные новому строю, как правило, в армии не служили, во всяком случае, не служили на офицерских должностях. «Революционная» армия формируется в ходе гражданской войны, когда выбор, на чьей стороне сражаться, можно совершить легко, да к тому же и не один раз. «Были ловкачи, умудрявшиеся по 3–4 раза послужить в каждой из враждебных армий», – писал белый генерал А. Г. Шкуро[56].
Для «революционных» вооруженных сил, как уже указывалось, характерно наличие непрофессионального командного состава, вчерашних политических деятелей или рядовых солдат и матросов. Такой командный состав не прошел обработку в духе «профессиональных ценностей» кадрового офицерства. Он не замыкался в рамках узких профессиональных интересов, а ощущая себя частью той или иной внеармейской социальной группы, жил ее интересами и чаяниями. Надежды той социальной группы, интересы которой выражают такие «непрофессиональные» офицеры, оказывают решающее влияние на их политическую ориентацию. Другими словами, значительная часть командного состава «революционной» армии не оторвалась от народа и живет его интересами.
Служба в «революционной» армии чревата многими соблазнами. Прежде всего, это мгновенный карьерный рост, классическими примерами которого стали «Тулон» Наполеона Бонапарта или карьера М. Н. Тухачевского. Такой взлет может сравнительно легко вывести удачливого военачальника за пределы военной службы и превратить его в диктатора, примеров чему достаточно: от того же Наполеона до китайского генералиссимуса Чан Кайши. Реакцией революционных властей на подобную угрозу зачастую являются жесткие репрессии по отношению к военачальникам по первому подозрению, причем никакой пост не может в этой ситуации защитить от гибели, более того, чем выше должностное положение военного, тем большие подозрения он неизбежно вызывает. Судьбы А. М. Щастного, Б. М. Думенко, Ф. К. Миронова и многих других военачальников Красной Армии (в конце концов, того же М. Н. Тухачевского) прекрасно подтверждают данный тезис. Чем популярнее тот или иной командир среди подчиненных ему войск, тем выше вероятность его устранения. На наш взгляд, именно популярность в подчиненных им войсках была одной из главных причин возбуждения судебных процессов против названных военачальников и их гибели. Как выразился И. В.Сталин, «он призывал вооруженных людей к действиям против правительства, значит, его надо уничтожить»[57].
57
Из письма И. В. Сталина Л. М. Кагановичу о деле А. С. Нахаева. 8 августа 1934 г. // Лубянка: Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936 / Сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотников. М., 2003. С. 550.