Выбрать главу

Дробление же Стародубского княжества на уделы произошло в период, когда Дмитрий Московский добился слияния Московского и великого княжества Владимирского в единое целое и когда стало ясным, что существование по соседству независимого Стародубского княжества препятствует более широким объединительным планам московских князей. В этих условиях сохранение прежней целостности Стародубского княжества стало невозможным, и оно начинает дробиться на уделы, которые в XV в. мельчают настолько, что быстро сводят положение некогда суверенных князей стародубских к положению служебных князей московского дома.

Глава седьмая

Территории Ростовского, Углицкого, Ярославского, Моложского и Белозерского княжеств в XIV в.

Обширными территориями, главным образом за Волгою и на Севере, продолжали владеть в XIV в. потомки старшего сына Всеволода Большое Гнездо Константина. Представление о размерах их владений дает летописное известие 1394 г. о смерти ростовского архиепископа Федора, который был Церковным иерархом "града Ростова и Ярославля, Бѣлаозера и Устюга, Углича Поля, Мологи"[1620]. Здесь перечислены те самые города, которые Всеволод Большое Гнездо еще при своей жизни отдал в управление своему первенцу Константину и большинство которых после смерти последнего стало центрами отдельных владений его сыновей и внуков. Простиравшиеся на много сотен километров с запада на восток и с юга на север земли Константиновичей долгое время были подвластны только им, но в XIV в. здесь появляются и владения князей — потомков Ярослава Всеволодовича.

Ростов, бывший стольным городом Константина, в XIV в. уже не имел того политического значения, какое было у него прежде. Только в церковном отношении Ростов оставался центром всех княжеств, на которые распалась отчина старшего Всеволодовича. Во владельческом же отношении даже собственно Ростовское княжество не сохранило в XIV в. своей целостности. Намек на его политический и территориальный раздел содержится в летописном известии 1316 года. В Софийской I и Новгородской IV летописях сообщается, что в том году "прииде изо Орды князь Василей Костянтиновичь, а съ нимъ татарьские послы Сабанчей и Казанчий, и много зла сътвориша Ростову"[1621]. Это известие, отсутствующее в других более ранних летописных памятниках, следует возводить, согласно исследованию А.А. Шахматова, к ростовскому своду начала XV в. архиепископа Григория, послужившему источником свода 30-х годов XV в. — общего источника Софийской I и Новгородской IV летописей[1622]. В ростовском своде конца XV в. под 1316 г. также читается сообщение о приходе с послами из Орды князя Василия, но фразы о "зле" в Ростове нет[1623]. Между тем эта фраза является важным свидетельством о борьбе внутри Ростовского княжества: ведь упомянутый князь Василий Константинович был младшим сыном ростовского князя Константина Борисовича и должен был наследовать по крайней мере часть княжества[1624]. Но если он с монголо-татарами творит "зло" в Ростове, это означает, что Ростов принадлежал не ему одному. Кому же еще?

Здесь возможны два предположения. В 1316 г. был жив племянник Василия, сын его старшего брата Александра Юрий, которого летопись называет "Ростовским"[1625]. Допустимо, что был жив еще и сам князь Александр Константинович, а также их двоюродный брат Иван Дмитриевич[1626]. Между этими князьями и мог произойти (или быть закреплен) после смерти в 1305 г. Константина Борисовича Ростовского[1627] раздел собственно Ростовского княжества.

Но может быть предложено и иное толкование известия 1316 г. В ростовском летописании отмечалось, что за год до прихода из Орды Василия Константиновича оттуда же пришел на Русь великий князь Владимирский Михаил Ярославич Тверской и привел с собой послов Таитемеря, Мархожу и Индыя, которые "в Ростовѣ, быша и много зла подѣяша"[1628]. Не исключено поэтому, что действия Василия Ростовского в 1316 г. были направлены не против ближайших родственников, а против великого князя, стремившегося распространить свой контроль на ростовские земли, как позднее это удалось Ивану Калите. Но при всех предположениях несомненным будет вывод о делении власти и, весьма вероятно, также территории в Ростовском княжестве в начале XIV в. Вопрос только заключается в том, владели ли частями Ростовского княжества представители местного княжеского дома или на некоторые части распространила свой контроль великокняжеская власть или же было то и другое вместе. Данные за последующие годы дают более ясные свидетельства о феодальном дроблении Ростова.

вернуться

1620

Карамзин Н.М. История государства Российского / Изд.  И. Эйнерлинга. СПб., 1842, кн. 2, т. 5, примеч. 254. В выписке Н. М. Карамзина приводится точная дата события: суббота 28 ноября 6902 г., что соответствует 28 ноября 1394 г. по современному летосчислению. М.Д.  Приселков полагал, что выписка Н.М. Карамзина сделана из Троицкой летописи (ср.: Приселков М.Д.  Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.; Л., 1950, с. 445, примеч. 3). Однако бесспорных данных, подтверждающих мнение М.Д.  Приселкова, нет. В Симеоновской летописи, очень близкой Троицкой, такое известие отсутствует (ПСРЛ. СПб., 1913, т. 18, с. 143). Те же центры Ростовской епархии указаны в летописном сообщении 1396 г. о поставлении на ростовскую кафедру архиепископа Григория: он был назначен владыкой «граду Ростову, и Ярославлю, и Бѣлуозѣру, и Оуглечю Полю, и Оустьюгу, и Молозѣ» (ПСРЛ. 2-е изд.  Л., 1925, т. 4, ч. 1, вып. 2, с. 381; ПСРЛ. СПб., 1851, т. 5, с. 249). Известие о поставлении Григория восходит, по-видимому, к ростовской владычной летописи (Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. М.; Л., 1938, с. 159).

вернуться

1621

ПСРЛ, т. 5, с. 206; Пг., 1915, т. 4, ч. 1, вып. 1, с. 257; Лурье Я.С. Общерусский свод — протограф Софийской I и Новгородской IV летописей. — ТОДРЛ. Л., 1974, т. 28, с. 127 и примеч. 49.

вернуться

1622

Шахматов А.А. Указ. соч., с. 159.

вернуться

1623

ПСРЛ. 2-е изд.  Л., 1926–1928, т. 1, стб. 529; Насонов А.Н. Летописный свод XV века (по двум спискам). — В кн.: Материалы по истории СССР. М., 1955, вып. 2, с. 299.

вернуться

1624

Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период.  СПб., 1891, т. 2, с. 34.

вернуться

1625

ПСРЛ, т. 5, с. 216; т. 4, ч. 1, вып. 1, с. 257; т. 1, стб. 530, везде под 6828 г.

вернуться

1626

О нем см.: гл. 3, примеч. 17.

вернуться

1627

В ростовском летописании XV в. смерть Константина Ростовского отнесена к 6815 г., причем указано, что он скончался в Орде (ПСРЛ, т. 5, с. 204; т. 4, ч. 1, вып. 1, с. 253; т. 1, стб. 529; Насонов А. Н. Летописный свод…, с. 299, указания на место смерти нет). Исследователи без оговорок принимали дату 1307 г. за год смерти Константина (Ср.: Экземплярский А.В. Указ. соч., т. 2, с. 33 и примеч. 125). Однако в великокняжеском летописании XIV в. о смерти Константина Борисовича говорилось под 6813 г. (ПСРЛ, т. 18, с. 86; ПСРЛ. М., 1965, т. 30, с. 101). Этот год ультрамартовский (См.: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963, с. 351). Следовательно, согласно летописной традиции XIV в., смерть Константина Борисовича должна быть отнесена к 1304/05 г. Дата эта представляется более приемлемой, чем 1307 г. Именно в 1304 г. после смерти великого князя Андрея Александровича русские князья отправились за ярлыками в Орду. Видимо, тогда поехал к хану и Константин Ростовский, так и не вернувшийся из этой поездки на Русь.

вернуться

1628

ПСРЛ, т. 4, ч. 1, вып. 1, с. 256 (в т. 5 известие о насилиях монголо-татар и великого князя в Ростове опущено — с. 206); т. 1, стб. 529; Насонов А.Н. Летописный свод…, с. 299, везде под 6823 г.