Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв.

Политико-административный статус некоторых территорий Северо-Восточной Руси может быть установлен также с помощью сфрагистических данных. Лучше всего изучены печати домонгольского времени, обнаруженные в разных городах, и печати второй половины XIII–XIV в., найденные в Новгороде Великом[224]. Наибольший интерес представляют княжеские буллы. В центрах Северо-Восточной Руси XI–XIV вв. находки печатей с княжескими именами довольно редки, что объясняется скорее всего худшей археологической исследованностью этих центров по сравнению с Новгородом. Однако и случайные находки здесь печатей проливают свет на изменения государственной территории. Так, обнаружение в Вологде буллы великого князя Владимирского Дмитрия Михайловича Тверского, занимавшего великокняжеский стол в 1322–1325 гг., в сочетании с более ранними показаниями письменных памятников свидетельствует о том, что в указанное время часть вологодских земель оставалась за великими князьями и что утверждения договорных грамот XIII–XIV вв. Новгорода с владимирскими князьями о принадлежности Вологды Новгороду не вполне точны[225].

Наконец, отдельные сведения, касающиеся территории Северо-Восточной Руси, можно извлечь из эпиграфического материала[226]. Места находок некоторых ранних предметов с надписями помогают очертить примерные границы между княжествами, а упоминания в них князей с прозвищами по месту княжений — существование в определенные периоды тех или иных княжеств[227].

Эпиграфические источники служат связующим звеном между памятниками вещественными и памятниками письменными. Последние содержат гораздо больше конкретных сведений, характеризующих сложение и развитие государственной территории Северо-Восточной Руси главным образом в конце X–XIV в. Письменные источники в свою очередь делятся на два больших разряда: нарративные и делопроизводственные.

Среди нарративных источников в первую очередь должны быть названы летописные своды, поскольку для указанного периода наиболее крупные историко-географические факты могут быть почерпнуты почти исключительно из них. До конца 50-х годов XII в. на Северо-Востоке не велось систематического летописания[228]. Поэтому за время с Х по середину XII в. данные о государственной территории Северо-Восточной Руси приходится извлекать из киевских, новгородских, а с 30–40 годов XII в. — и из переяславских (Переяславля Южного) и черниговских летописных сводов, части которых сохранились в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях[229]. Подобные данные за вторую половину XII — начало XIII в. содержит летописание Киева, Переяславля и Чернигова, а летописание Новгорода Великого — за весь подлежащий рассмотрению хронологический период, т. е. до конца XIV в.

На Северо-Востоке в домонгольский период летописание велось во Владимире, Ростове (отдельные летописные записи) и Переяславле Залесском[230]. В послемонгольский период (до конца XIV в.) — в Ростове, Владимире, Твери, Москве, Нижнем Новгороде[231]. В таких центрах северо-восточных княжеств XIII–XIV вв., как Переяславль, Суздаль, Юрьев, Стародуб, Дмитров, Галич, Ярославль, Углич, Белоозеро, Молога, летописной работы, по-видимому, не велось. Во всяком случае, летописание перечисленных княжеств до наших дней не сохранилось, и в источниках нет показаний о его существовании. Таким образом, летописные известия, характеризующие территорию Северо-Восточной Руси, оказываются различной полноты и подробности уже в силу своего хронологического и географического происхождения.

Другой особенностью летописных известий является то, что в подавляющем большинстве случаев они дошли в составе сводов, значительно более поздних по сравнению с временем, которое описывается в этих известиях. Так, почти все сведения о территориях княжеств XIV в. Волго-Окского междуречье извлекаются из сводов XV–XVI вв. Уже одно это обстоятельство заставляет предполагать редакционную обработку ранних летописных сообщений сводчиками, жившими в другие исторические времена. Поэтому необходим тщательный источниковедческий анализ летописных записей с целью определения полноты и достоверности содержащихся в них фактов о государственной территории Северо-Восточной Руси.

224

Янин В.Л. Актовые печати древней Руси X–XV вв. М., 1970. т. 1, 2.

225

Янин В.Л. Актовые печати…, т. 2, с. 13; ГВН и П, № 1–3, 6, 7, 9, 10, 14, 15. Сказанное относится и к грамотам XV в.

226

Все древнерусские точно датированные надписи на различных предметах по XIV в. включительно были изданы Б.А. Рыбаковым (Рыбаков Б.А. Русские датированные надписи XI–XIV веков. М., 1964). Позднее Т.В. Николаева опубликовала надписи (с датами и без дат) конца XIV — первой трети XVI в. на различных предметах из городов Волго-Окского междуречья, а также Новгорода, Пскова и Рязани (Николаева Т.В. Произведения русского прикладного искусства с надписями XV — первой четверти XVI в. М., 1971; Она же. Прикладное искусство Московской Руси. М., 1976). Таким образом, имеются новые публикации эпиграфического материала Севере Восточной Руси с древнейших времен до 30-х годов XVI в.

227

Ярким примером последнего являются надписи на нижегородских мощевиках 1410 и 1414 гг. — Рыбаков Б.А. Из истории московско-нижегородских отношений в начале XV в. (мощевик княгини Марии 1410 г.). — МИА СССР. М., 1949, № 12. Правда, пример этот выходит за хронологические рамки настоящего исследования.

228

Насонов А.Н. История русского летописания XI- начала XVIII в. М., 1969, с. 138–139. Отдельные записи летописного характера делались при ростовском Успенском соборе, возможно, уже в первой половине XII в. — Там же, с. 119–120, 122.

229

Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв, М.; Л., 1938, с. 362–364.

230

Там же, с. 364.

231

Там же, с. 365–366.