К шкатулкам и к сердцам подходит ключ один.[11]
И если сердца он не открывает —
Благоволенье все же вызывает.
Амур, любовных чар лукавый господин,
Не зря победами гордится.
И даже если пуст его колчан,
Ключ золотой, когда он в руки дан,
Поможет многого добиться.
Амур, наверно, прав. Приятны всем дары.
Неравнодушны к ним и принцы, и вельможи,
Ну и красавицы к ним благосклонны тоже.
Когда безмолвствует Венера до поры,
Влюбленный лезет вон из кожи
И злато не выходит из игры,
Да и Фемида[12] здесь молчит, похоже.
Что делать! Это, видимо, закон.
Судья из Мантуи женился. Звался он
Ансельм. Жена его, Аржи, была красива,
Юна, свежа и сложена на диво,
А он годами был обременен.[13]
Муж откровенной ревностью своею
Невольно сам раздул успех жены.
Из юношей никто не устоял пред нею —
Все кавалеры были влюблены.
О том, как каждый действовал из них,
Рассказывать, пожалуй, слишком долго.
Скажу лишь, что супружескому долгу
Аржи была еще вполне верна
И к вздохам покоренных холодна.
И вот как раз тогда, когда утих
Напрасный гнев судьи и в доме воцарился
Семейный мир и лад, над ними разразился
Внезапный гром: постановили власти
Надежного посла отправить в Рим.
Судья Ансельм, богатый, родовитый,
Был в городе столь высоко ценим,
Что получил почетный чин, а с ним
Приказ: отбыть немедленно — со свитой.
Он тщился уклониться от напасти:
Прелестную и юную жену
Опасно оставлять совсем одну
На неизвестный срок! Вдруг он продлится
Полгода или год? Ведь может так случиться!
В разлуке могут вырасти рога!
А честь судьи — особо дорога!
Так размышлял Ансельм, тоской томим,
Но был приказ — увы! — неумолим,
И наш судья, стремясь унять тревогу,
Перед отправкой в дальнюю дорогу
Такую речь к супруге обратил:
— Я должен ехать. Так сам бог судил!
Знай, для меня весь мир в тебе одной;
Так будь, Аржи, мне верною женой!
Клянись! Скажу как можно откровенней:
Есть повод у меня для подозрений.
Весь этот расфуфыренный народ —
Что делает он у твоих ворот?
Ты скажешь, что никто из них успеха
Не смог достичь? Но муж — всегда помеха.
А если я уеду — что тогда?
Вдруг грянет неожиданно беда?
Дабы не рисковать семейной честью,
Прошу тебя, езжай в мое поместье
Под Мантуей, на берегу реки![14]
Там будут дни твои приятны и легки.
Беги от суеты, от подношений,
От дьявольских любовных ухищрений!
Подарки! В них все зло! Они — туман,
Скрывающий соблазны и обман!
Ты, коль появятся красавцы-претенденты,
Знай, для чего им лесть и комплименты,
И стань, как статуя, слепой, глухой, немой!
Я все тебе даю: и замок мой,
И драгоценности, и деньги, и владенья,
Без всякого ограниченья.
Доставь себе любые развлеченья,
Но при одном условье: чтобы я
Знал, что любовь хранит жена моя
Лишь для меня; чтоб, возвратясь из Рима,
Уверился, что ты неколебима!
Бедняга муж не знал, что наложил запрет
На то, без чьих услад и развлечений нет!
Супруга поклялась торжественно и с жаром,
Что нечувствительна к мужским коварным чарам,
Что добродетель ей единственно мила
И он найдет жену такою, как была,
Что будет гнать она дарителей жестоко
И честь хранить, аки зеницу ока.
Ансельм уехал. Верная жена,
Обещанное выполняя строго,
Тотчас велела все собрать в дорогу
И отбыла в их загородный дом.
Отъездом сим весьма огорчена,
Толпа поклонников — их было много —
Ей наносить визит отправилась гуртом.
Но… их не приняли. Они ей досаждали,
Сердили, утомляли, раздражали,
Короче — все ей были немилы,
Как ни вздыхали, как ни ублажали,
И малой не снискали похвалы.
Ей не был неприятен лишь один
Золотокудрый, статный паладин,
Мечтательный, печальный и богатый.
Он был красив, и пылок, и влюблен,
Но не смягчил жестокую и он,
Хоть расточал и вздохи, и дукаты.
Однако слез и вздохов бьет родник,
Не иссякая, — он нам дан природой.
Богатство же — продукт иного рода,
И вскоре золотой фонтан поник.
Атис — так звали нашего героя —
Увидел вдруг, что разорен дотла,
Что на любовь надежда умерла,
И был в большом отчаянье, не скрою.
Решил он удалиться и в глуши
Искать забвенья для больной души.
Так, странствуя, он где-то повстречал
Крестьянина, который, всунув палку,
В норе змеиной злобно ковырял.
— Зачем? — спросил Атис. — Тебе не жалко
Живую божью тварь? Пускай она
Живет себе! — Ну, нет! Кому нужна
Такая гадина! Я бью их без пощады! —
Ответил тот. — Оставь ее, не надо! —
Сказал Атис. Он вовсе не питал
К семейству змей такого отвращенья.
Напротив: на гербе его блистал
Змей золотой; змеи изображенье
Его чеканный украшало щит:
От Кадма[15] вел свое происхожденье
Старинный род его — а был он знаменит.
вернуться
Сказка впервые опубликована в сборнике «Сказки и новеллы в стихах» (1671). Сюжет ее заимствован из 43-й песни «Неистового Роланда» (1516–1532) Лодовико Ариосто. Итальянская литература (Ариосто, Тассо, Боккаччо, Макиавелли) — излюбленный источник тем для Лафонтена (да и многих других французских писателей). По словам поэта, для него важна в первую очередь не новизна сюжета (он довольно точно следует тексту Ариосто), правдивость или правдоподобие его, а изящная, непринужденная манера повествования. «Это всего лишь игра», — утверждал он. Анекдотический сюжет об уехавшем муже и неверной жене, достойный средневековых фаблио, соединяется с волшебным (№ 401В, 409А, по указателю Аарне-Томпсона; животное, сыплющее драгоценностями, фея-помощница появятся через 23 года в «Ослиной Шкуре» III. Перро).
вернуться
Как в баснях, текст предваряет мораль, пусть и шутливая. У Ариосто вступление и заключение отсутствуют.
вернуться
Венера, Фемида. — Сказка построена на противопоставлении любви и закона, и исход борьбы, естественно, предрешен.
вернуться
В «новеллах» Лафонтена чаще всего действуют одни и те же персонажи: старый муж-рогоносец, любовник, всегда добивающийся успеха, похотливый монах. Все его произведения для театра были малоудачны, подлинные комедии разыгрываются в его стихах, часто использующих, отметим, форму драматического диалога.
вернуться
Атис, Кадм. — В образе главного героя соединяются две мифологические традиции. Атис (правильнее: Аттис) — фригийский бог природы, умирающий и воскресающий, его культ проник из Греции в Рим, а затем в Галлию. По свидетельству Ф. Мориака, который посвятил ему поэму «Кровь Аттиса» (1940), культ Аттиса и Кибелы, богини земли, сохранялся во французской деревне еще в начале XX века. Кадм — легендарный основатель Фив, убивший дракона, сам в конце жизни превратился в змея (среди его потомков — Эдип, Этеокл, Полиник и др.). Он также связан с культом земли, плодородия (как все змеи). Через несколько лет после выхода сказки Лафонтена оба этих персонажа стали героями лирических трагедий (опер) Ф. Кино на музыку Ж.-Б. Люлли: «Кадм и Гермиона» (1673), «Атис» (1676). У Ариосто героя зовут Адонис (финикийское божество природы, во многом сходное с Аттисом). Он потомок не самого Кадма, а людей, выросших из зубов убитого дракона.