И именно в XIV в. в хрониках появляются большие различия в трактовке одних и тех же событий в зависимости
от социальных позиций автора. Это хроники и «Певца рыцарства» Фруассара, и представителей официальной историографии — канцлера Пьера д'Оржемона и анонимного историографа Карла VI, и мелкого дворянина на королевской службе — автора «Нормандской хроники», и идеологов городской верхушки в лице Жоффруа Парижского и двух других горожан, имена которых не сохранились (один из Парижа, другой из Сент-Омера), и близко стоящего к последней группе автора «Хроники первых четырех Валуа», и, наконец, защитников замученного бесконечными вымогательствами и грабежами крестьянства— Жана де Венетт и неизвестного по имени монаха из монастыря Сен-Дени.
В историографии Франции XIV в. можно установить наличие определенных течений, уходящих своими корнями в социально-экономическую и политическую действительность той эпохи. Кроме того, и произведения традиционной феодально-церковной историографии, с точки зрения политических взглядов отдельных ее представителей, тоже далеко не однородны в это время.
Глава I.
Дворянская историография
1. Дворянство и его группировки
Понятие «дворянская историография» мы относим к той группе хроник, в которых нашли свое выражение общественно-политические взгляды французского дворянства XIV в.
Как известно, основная характерная черта социально-экономического положения французского дворянства заключается в том, что оно очень слабо втягивалось в экономическую жизнь страны и постепенно превращалось в оторванное от общественного производства сословие. Ле Гофф, подытоживая эволюцию дворянства, применяет термин М. Блока — «rentiers du sol»[4].
Французские историки, изучавшие аграрную историю средневековой Франции, единодушно отмечают частые случаи разорения дворянских семей начиная с эпохи крестовых походов и особенно в XIV и XV вв.[5] Но вместе с тем они показывают, что развитие дворянского хозяйства протекало по-разному в разных частях страны и экономические трудности не в одинаковой степени отразились на положении в отдельных провинциях Франции[6]. Кроме того — эти трудности по-разному затрагивали отдельные прослойки дворянства. Так, Буассонад отмечает, что высшая знать в значительной степени сохранила свои экономические позиции[7].
Ле Гофф, как и другие западноевропейские историки, писавшие до него о «кризисе XIV века», отмечает при этом все многообразие явлений, которые имели место в период «кризиса». На основании их Ле Гофф делает следующие выводы: упадок коснулся самых различных сторон жизни западноевропейских стран, но одновременно наблюдался и ряд достижений, так что в целом развитие не прекращалось. Он указывает, в частности, на то, что феодальный класс приспосабливался в это время к новым, более выгодным формам ведения хозяйства, хотя не везде и не всем это удавалось. («Кризис» XIV в. быстро ликвидировался, общее благосостояние стало повышаться; одновременно усиливалась королевская власть и возникали централизованные государства[8].
Эта точка зрения соответствует высказанному ранее мнению советских историков, в частности Е. А. Косминского, в связи с дискуссией о «кризисе феодализма» в XIV–XV вв. на Международном конгрессе историков в Риме в 1955 г. В статье «Были ли XIV и XV века временем упадка европейской экономики?»[9] Е. А. Косминский, останавливаясь на положении во Франции, говорил, что «признаки депрессии», «упадка» несомненны, но они являются результатом опустошений, вызванных Столетней войной, а отнюдь не «общей долговременной тенденцией» той эпохи. Во всяком случае, класс феодалов продлил свое существование еще на несколько столетий, как заключает М. А. Барг в статье «О так называемом "кризисе феодализма" в XIV–XV веках»[10].
Конкретные данные о положении дворянства говорят о том, что этот класс искал выхода, чтобы улучшить свое экономическое положение. Во Франции XIV в. имели место все три формы земельной ренты, но удельный вес каждой из них зависел от экономического положения Франции в целом в тот или иной период XIV в. и от экономических особенностей той или другой местности Франции[11]. При возраставшей у сеньора потребности в деньгах процесс освобождения крестьян, который уже в XIII в. приобретает массовый характер, идет очень интенсивно, хотя далеко не равномерно в разных частям страны. В районе Парижа в начале XIV в. серваж исчез полностью. В XIV в. монастыри, имевшие земельные владения под Парижем, не имели там ни одного серва. в то время как в их владениях в Шампани сервов насчитывалось значительное число[12]. На востоке и на совете серваж сохранялся гораздо дольше (в отдельных местах — вплоть до Французской революции XVIII в.), чем на юге и на западе. Королевские освобождения при последних Капетингах, в том числе ордонанс Людовика X от 1315 г., имели своей целью изыскание денежных средств на военные расходы, в частности для походов во Фландрию. В период Столетней войны крупные поражения, понесенные французскими рыцарями, в особенности поражение при Пуатье, повлекли за собой целую серию освобождений ради уплаты огромных выкупов, как это можно видеть из королевских грамот, подтверждающих освобождения, «дарованные» сеньорами[13]. Дворяне произвольно увеличивали поборы с крестьян, местами вновь вводили уже пришедшие в забвение повинности. Все это стало особенно ярко проявляться в середине XIV в. в связи с огромными военными расходами в условиях тяжелого экономического положения страны. Как говорит Маркс, «рыцарство использовало Анархию для безобразнейшего угнетения народа в деревне: вот почему в следующем году произошла Жакерия»[14].
5
11
Весьма обстоятельная картина с приведением многочисленных таблиц дана в исследованиях
13
См., например, грамоты, приводимые Люсом в приложениях к кн.:
14