Но каудильо продолжала вдохновлять перспектива приобретения Испанией Французского Марокко. Годы спустя Серрано Суньер писал о Франко того периода, что он был «словно размечтавшийся ребенок, одержимый своим вечным стремлением к тому миру, в котором он вырастал в великого военачальника»44. Оптимизм Франко укреплялся мыслью, что злонамеренные подчиненные бросают тень на прозорливого, способного к пониманию и благородного фюрера. Осенью и зимой 1940 года во взглядах каудильо на войну и на Гитлера крайняя провинциальная наивность сочетается с самоуверенностью и манией величия.
Муссолини тоже не бьш таким щедрым другом, каким его представляли себе Франко и Серрано Суньер. Дуче, не желая, чтобы Франко захватил территории в Северной Африке, облюбованные Италией, убеждал фюрера отложить подключение Испании к войне и предлагал рассмотреть испанские территориальные притязания после войны. Сам Гитлер старался сбалансировать противоречившие друг другу требования Франко, Петэна и Муссолини. Как он признал, это стало возможно только в результате «грандиозного обмана»120. Разговаривая с Серрано Суньером, который остался в Риме, чтобы узнать о бреннерской встрече, Чано был поражен его неведением: куньядиссимус, словно слепой, не видел того, что немцы «уже давно присмотрели Марокко для себя»45.
Стремясь извлечь выгоду из визита Серрано Суньера в Берлин, Бейгбедер сказал Хору 21 сентября, что Испании обещаны «экономическая стабильность, Гибралтар и Французское Марокко», если она присоединится к континентальному блоку Гитлера. Он предложил, чтобы Британия воспрепятствовала этому, увеличив экономическую помощь Испании и объявив об этом в прессе. Бейгбедер и Хор согласились в том, что было бы весьма важно, если бы Британия поддержала притязания Испании на Марокко46. Двадцать девятого сентября Черчилль составил краткую инструкцию для Галифакса: «Я скорее предпочел бы видеть в Марокко испанцев, нежели немцев, и если французам суждено заплатить за свое жалкое поведение, то лучше, чтобы они заплатили Испании в Африке, чем любой из двух преступных держав — в Европе. В самом деле, я думаю, вам следует дать им знать, что мы не станем препятствовать их амбициям в Марокко — при условии, если они сохранят нейтралитет в войне»47. Бейгбедер, к которому немцы относились с нескрываемой враждебностью, открыто проявлял перед Хором свое англофильство. В кратком сосуществовании пробританской линии Бейгбедера и линии Серрано Суньера на укрепление отношений со странами Оси и возник, может быть, зародыш той тактики игры с обеими сторонами, которой Франко следовал позже с разной степенью топорности.
Британцы и французы-вишисты действительно заигрывали с Испанией и, чтобы нейтрализовать предложения немцев Серрано Суньеру, обещали ей территориальные уступки. Тридцатого сентября, рассчитывая удержать Франко, надеявшегося поживиться Французским Марокко, от присоединения к странам Оси, правительство Виши сообщило ему, что готово уступить Испании требуемую ею территорию в ответ на отказ от других притязаний. Неудивительно, что Франко отверг это предложение, ибо намеревался заключить с Гитлером более выгодную сделку по Французскому Марокко48. Также и англичане, уже намекнув Альбе и Бейгбедеру, что сочувствуют желанию Испании присоединить Марокко, стали зондировать почву в поисках новых способов воспрепятствовать Франко вступить в войну. На заседании правительства 2 октября 1940 года лорд Галифакс снова предложил публично заявить, что после войны Британия будет готова обсудить гибралтарскую проблему. Черчилль еще раз указал, что, если Британия выиграет войну, общественное мнение не допустит возвращения Гибралтара, а если проиграет, у нее не будет другого выбора. В конце концов было решено сделать общее заявление, что «все важные проблемы могут быть урегулированы двумя странами в духе Дружбы»49.
120
Маршал Кейтель и генерал Йодль сказали итальянскому военному атташе в Берлине о попытке немцев обмануть Франко, заверив его при этом, что в свете итальянских притязаний на Тунис испанские притязания на Марокко и Алжир никогда не будут осуществлены. Не упоминая о собственных притязаниях Германии, они также ясно дали понять, что кое-что должно быть оставлено и вишистской Франции.