Аргументам франкистской пропаганды о том, что с зимы 1940 года Франко искусно противостоял уговорам и угрозам Гитлера, серьезно противоречит реальный факт: с указанного времени Испания не относилась к числу приоритетов Гитлера. Это вовсе не значило, что фюрер не был разочарован позицией каудильо. В одном из своих писем к Муссолини, относящихся к концу года, есть такая фраза: «Боюсь, Франко совершает одну из самых крупных ошибок в своей жизни». Геббельс с тем же разочарованием заметил в своем дневнике: «Франко не тянет свой воз. Он, пожалуй, и неспособен делать это по бесхребетности. И внутренняя ситуация у него в Испании далеко не радужная. То, что у нас не будет Гибралтара — серьезный удар»54.
Голод в стране и сомнения в конечной победе немцев побудили Аранду и Кинделана открыть Хору свое недовольство германофильством Серрано Суньера55. По словам Кинделана, он пришел к послу «с ведома и полного одобрения генерала Вигона», а при том, что Франко и Вигона связывали тесные отношения, это означало, что и каудильо знал о визите. Он вполне мог готовить почву для того, чтобы свалить все прогерманские акции на свояка, если придется просить у Союзников солидную экономическую помощь. Не успели Гитлер и верховное командование вермахта получить отчет Канариса, как Шторер информировал Берлин, что надвигающийся голод затмил все прочие проблемы, в частности, вопрос о вступлении в войну. После того как несколько раз снижались хлебные пайки, можно было видеть на улицах драки за корку хлеба. Сообщая 11 декабря о голоде в Мадриде, Шторер подчеркнул, что оппозиция высших генералов Серрано Суньеру обязывает Франко умерить энтузиазм по отношению к участию в войне131. Шторер был убежден, что каудильо изменил позицию только из-за продовольственного кризиса и связанных с этим опасений за прочность режима. Шторер сообщал, что преодоление проблем, стоящих перед Франко, потребовало бы экономической поддержки «огромных масштабов»56. Поразительно, но в течение этого времени Испания экспортировала продовольствие в Германию57.
Теперь Испании пришлось добиваться разрешения англичан и американцев на импорт аргентинской пшеницы. Шторер писал на Вильгельмштрассе 8 января 1941 года, что Франко ведет себя правильно, приняв предложение Англии и Америки, так как это произошло сразу после провала попыток получить германскую помощь58. Позиция Шторера имеет свои основания. Именно голод заставил каудильо отступить в решающий момент. Серрано Суньер 8 января сказал итальянскому послу Франческо Леквио: «Если бы Испания уже получила от Германии необходимое не для создания запасов, а для каждодневного выживания, то уже участвовала бы в войне на стороне Оси. К несчастью, этого не случилось и испанскому правительству пришлось терпеть отвратительный шантаж Англии и Соединенных Штатов. Скажите ему [Муссолини], что, несмотря на все преграды, Испания серьезно занимается подготовкой в военной сфере, дабы быть во всеоружии перед лицом грядущих испытаний»59.
Девятого января нетерпеливый Гитлер решил, что следует предпринять еще одну попытку втянуть Испанию в войну. Шторера вызвали в Берлин. В его отсутствие Гамеро дель Кастильо, фалангисгский министр без портфеля, встретился с Йозефом Хансом Лацаром, зловещим и влиятельным пресс-атташе германского посольства. Гамеро сказал ему, что между Франко и Серрано Суньером развертывается борьба за контроль над правительством. Каудильо, столкнувшись с оппозицией многих высших генералов и церкви, не хотел бы формировать прона-цистский кабинет. Гамеро и куньядиссимус считали, что «активное, однородное правительство Серрано Суньера будет сформировано по возможности быстро». Гамеро хотел, чтобы немцы вмешались и дали знать, что Третий рейх стоит за правительство Серрано Суньера60.
131
Недовольство генералов проявилось в стремлении фалангисгского пропагандистского аппарата отрицать «отсутствие единства» (incommunicacion) между армией и Фалангой.