Трения внутри режима отразились в речах, произнесенных каудильо в ходе поездки по Каталонии во время празднования третьей годовщины взятия Барселоны националистами. Ему организовали восторженный прием, и вообще вся поездка представляла собой грандиозное торжественное мероприятие, призванное показать, что он — любимый руководитель армии и Фаланги. Задумал и осуществил все это министр и генеральный секретарь Фаланги Арресе, весьма желающий показать Франко, что ему удалось инициировать всплеск народного восхищения своим каудильо. Двадцать шестого января прибывшего в Барселону Франко уже ждал привычный помпезный церемониал с участием военных, Церкви и Фаланги. В небо взлетели три тысячи голубей, потом над головами прошли самолеты, прогремел артиллерийский салют, промаршировали войска, состоялся парад с участием двадцати четырех тысяч фалангистов, а затем каудильо вручили памятную золотую медаль города. В течение нескольких последующих дней подобные празднества устраивались в Сабаделе, Хероне, Таррагоне и в Сарагосе, пока каудильо ехал обратно в столицу. Ожидая его возвращения в Мадрид, сто тысяч фалангистов выстроились вдоль дороги. Толпе раздали пятьдесят тысяч листовок с речами Франко, произнесенными в Каталонии. Потом целый месяц фалангисгская пресса на все лады толковала и разъясняла значение этих речей, после чего объявила их гениальными. Франко весьма радовали кипы газетных вырезок, каждый день появлявшихся на его столе, и акции Арресе поднялись еще выше4.
Сквозь туманную риторику этих речей проглядывали две идеи, связанные между собой. Первое — доказать Испании и загранице, что Франко, по выражению своего придворного шута Эрнесто Хименеса Кабальеро153, «выиграв войну, выиграл теперь и мир»5. Учитывая масштаб продолжавшихся репрессий, когда регулярно совершались политические казни, а количество политзаключенных исчислялось сотнями тысяч, риторические фразы в адрес рабочего класса Барселоны казались пустым звуком. Тем не менее каудильо, простив анархистские проявления насилия в прошлом и назвав их «выражением мужественной силы нашей расы, взрывом недовольства против упадка отечества», говорил о социальной солидарности и фалангистской революции6. Его словесный радикализм был адресован уже не левым, страдавшим в тюрьмах и подполье, а Фаланге, которую — с активной помощью Арресе — Франко старался оторвать от Серрано Суньера. Второе — в его словах звучал и непонятный большинству слушателей призыв к единству. В Сарагосе он намекнул на происходящую внутри режима борьбу за власть: «Вот помощь, которой я от вас жду: отбросим мелкое недовольство, эгоизм, испанскую эгоцентричность и раковую опухоль зависти. Давайте, изгнав их, подумаем о том, что великая задача поднять на ноги Испанию и повести ее по пути к Империи требует трех слагаемых: единого руководства, дисциплины и повиновения»7.
Несомненно, Франко угнетали сообщения о продолжающихся распрях между армией и Фалангой, тревожил его англо-советский альянс, усугубивший проблемы Гитлера в России. Хотя каудильо мог спокойно игнорировать требования Кинделана о реставрации монархии, но давление военных и очевидные свидетельства того, что скорой победы Оси не предвидится, заставили его отложить вопрос о вступлении Испании в войну на неопределенный срок. Желая помочь Оси, Франко в январе 1942 года согласился продолжать экспорт вольфрамовой руды в Германию, поскольку вольфрам — важнейший ингредиент высококачественной оружейной стали, станков и бронебойных снарядов. Франко принял это решение, хотя рейх не мог направить в Испанию эквивалентного количества германских товаров. Немецкое обязательство поставлять взамен продукцию машиностроения так и не реализовалось, и долг Германии возрастал8. Каудильло согласился и на то, чтобы Испания представляла дипломатические интересы Японии в Латинской Америке. В начале 1942 года пресса непрестанно расхваливала Японию, и теперешняя прояпонская кампания отражала взгляды самого Франко и Серрано Суньера9.
153
Эрнесто Хименес Кабальеро наряду с Сальвадором Дали и Луисом Бю-нюэлем — один из основоположников испанского сюрреализма. Приняв в конце двадцатых годов фашистскую идеологию, он с маниакальным фанатизмом служил Франко во время Гражданской войны и достиг умопомрачительных высот в лизоблюдстве.