Поскольку Хордана направился в Паласио-де-Санта-Крус, каудильо столкнулся с трудностями в поисках кандидата на пост министра армии. Вареле удалось убедить всех своих друзей генерал-лейтенантов не принимать этого поста. В его письме с просьбой об отставке сквозила уверенность, что они поддержат его. Франко пришлось снизойти до уровня генерал-майоров и наконец он нашел нового министра — генерала Карлоса Асенсио Кабанильяса. Преданный франкист, симпатизирующий фалангистам, герой африканской армии, наступавшей на Мадрид в 1936 году, Асенсио сначала тоже отказался от поста, чтобы не портить отношения с более высокими по рангу генералами. Но каудильо попросту приказал Асенсио принять назначение. При этом генералиссимус дал ему понять, что готов ценою жизни предотвратить любой выпад против себя. Он сказал Асенсио: «Я знаю, что когда-нибудь меня вынесут отсюда вперед ногами»82.
Весьма острый кризис был разрешен, и Франко, бесспорно, вышел из него победителем. Когда Хуан Вигон позднее заметил, что такой исход неудовлетворителен, ибо дело реставрации монархии так и не сдвинулось с мертвой точки — к разочарованию его, Варелы и других высших генералов, — каудильо возразил: «Я думал, ты будешь очень рад уходу Серрано»83. Армия стала сильнее, получив ощутимые преимущества по сравнению с Фалангой, хотя последние шаги по выходу из кризиса, особенно назначение Асенсио, свидетельствовали о поражении мятежных генералов, возглавляемых Варелой, Кинделаном и Арандой, в противоборстве с Франко. Однако падение куньядиссимуса так успокоило высших генералов, что вся военная оппозиция, кроме Кинделана, почти год бездействовала. Фаланга очутилась в руках прислужнцков франкистского режима, ицтересующих-ся прежде всего собственной карьерой. Теперь, когда Арресе заметно продвигался вперед, Фаланга стала, как никогда, профранкистской.
Любопытно сходство кризиса вокруг Бегоньи с тем, что разразился в мае 1941 года. Во время тех событий Франко приобрел проницательного, но совершенно лояльного и рабски преданного слугу — Карреро Бланко. В соответствии с этим на пост министра внутренних дел был назначен бесцветный 44-летний адвокат Блас Перес Гонсалес. Ему, майору военной юстиции и протеже Лоренсо Мартинеса Фусета, предстояло стать одним из самых беспрекословно преданных слуг Франко84. Два кризиса выявили незаурядный и постепенно крепнущий талант каудильо в манипулировании элитами, входившими во франкистскую коалицию. Возможно, важнее всего в этой связи то, что инцидент в Бегонье открыл Франко глаза на армию, как во время майского кризиса 1941 года на Фалангу. Он с удовлетворением понял, что почтительная сдержанность, если не сказать трусость, большинства генералов-ан-тифалангистов будет всегда препятствовать серьезным попыткам сбросить его. После Бегоньи каудильо вступил в возраст политической зрелости. Больше он никогда уже не будет зависеть от одного человека так, как до сих пор от Серрано Суньера. Теперь Франко осознал, что его большой политический талант, с которым он связывал и свое выживание, — это умение поддерживать баланс сил внутри националистской коалиции. И в этом каудильо преуспеет.
Ни немцы, ни итальянцы не выразили особого сожаления по поводу ухода Серрано Суньера, и не в последнюю очередь потому, что он казался им все более и более «трудным». «Таймс» мудро прокомментировала: «Считать смещение сеньора Серрано Суньера отходом Испании от стран Оси — соблазнительная, но едва ли оправданная игра воображения». У Берлина и Рима не было особых причин для тревоги, поскольку основное русло испанской политики осталось неизменным. Более того, немцы были довольны удалением Варелы, представлявшегося им опасным англофилом. Не менее того их удовлетворила победа Арресе над Серрано Суньером85. Однако падение куньядиссимуса и взлет приверженца Оси Асенсио — на фоне не столь стремительных, как ранее, успехов немцев в России — пошатнули надежду Гитлера использовать Муньоса Грандеса и навязать Мадриду более прогерманскую политику86. Усиливался и скептицизм Гитлера по поводу планов Муньоса Грандеса свергнуть Франко. Теперь, когда испанская армия была вновь под пятой у каудильо, Гитлер видел в этих планах лишь «фантазии». Ловкость, с которой Франко преодолел кризис вокруг событий в Бегонье, впечатлила фюрера. Риббентроп, Геринг и Гиммлер радовались, полагая, что падение Серрано Суньера «положит конец игре, при которой он выдает себя за друга немцев, а сам мешает присоединению Испании к коалиции стран Оси»87. Два дня спустя после снятия Серрано Гитлер одобрительно заметил: «В целом испанская пресса — лучшая в мире»88. Снова начались разговоры о назначении куньядиссимуса послом в Рим. Однако по разным причинам ни Хордана, ни Франко не хотели давать ему ни единого шанса. Чано утверждал, будто доволен тем, что выбор Франко пал на Раймундо Фернандеса Куэсту89. Серрано Суньер, по существу, исчез с политической арены, начав успешную адвокатскую карьеру166. Отношения между двумя семьями стали прохладно-вежливыми, а донья Кармен перенесла свое расположение на подругу Ситы Поло — Пуру Уэтор (Huetor)90.
166
Серрано Суньер играл незначительную роль в последующих махинациях фалангистов. В известной мере это подтверждают его частые заявления о том, что он никогда не занимался политикой, движимый личными амбициями. Серрано стал в некотором роде ветераном. Иногда он писал для консервативной «А-бэ-сэ» и время от времени побуждал Франко сделать режим более открытым. В более поздние годы, не в пример многим своим современникам, Серрано не отрицал своего фашистского прошлого и не пытался изобразить, будто был «демократом» (demdcrata de toda la vida). Он никогда не скрывал, что восхищался Муссолини, «действительно гигантом», и регулярно посещал мессы в память о нем. В 1959 и 1965 годах он написал превосходные некрологи о сэре Сэмюэле Хоре и сэре Уинстоне Черчилле.