В середине февраля 1943 года капеллан американской армии, нью-йоркский архиепископ Фрэнсис Спеллман, по пути в Ватикан сделал остановку в Мадриде. Он встретился с Франко, и тот с досадой сказал сочувствовавшему ему архиепископу, что война между Западом и Германией — достойная сожаления ошибка, ибо настоящая опасность кроется в коммунизме39.
В марте испанская делегация посетила Берлин. Перед ней стояла цель уладить детали поставок вооружений в соответствии с секретным испано-германским протоколом. Возглавлял делегацию генерал Карлос Мартинес Кампос, получивший от Франко еще одно задание: оценить военные возможности Третьего рейха после разгрома под Сталинградом. Со списком необходимых Испании самолетов и батарей береговой обороны Мартинес Кампос отправился 16 марта на прием к Кейтелю, причем так и не узнал от него, что у Германии нет лишних вооружений для поставок испанцам. Через два дня Гитлер в «Вольфеншан-це» пытался убедить Кампоса, что было бы лучше начать с небольших поставок менее современных видов вооружений. В ходе десятидневной поездки по нацистским военным заводам Мартинес Кампос наслушался весьма вдохновивших его россказней о новом чудо-оружии, которым Третий рейх разрушит города Союзников, уничтожит их армии и таким образом легко выиграет войну. По возвращении в Мадрид он информировал каудильо, что германская военная машина остается непобедимой40.
Семнадцатого марта 1943 года Франко выступил с речью на открытии све-жесфабрикованного псевдопарламента — кортесов. Одну треть членов кортесов назначил сам генералиссимус. Другую треть составили ex officio173 министры правительства, члены Национального совета Фаланги, председатель верховного суда, алкальды пятидесяти столиц провинций, ректоры университетов и прочие. Последнюю треть «избрали» фалангистские синдикаты из тщательно подобранного списка кандидатов. Именно это каудильо и назвал «органической» демократией. Число «представительных» элементов с течением лет возрастет, однако собирались кортесы очень редко и всегда одобряли предложенные Франко законопроекты174. Министры отчитывались перед каудильо, а не перед кортесами41. Речь генералиссимуса на открытии кортесов, как часто случалось, прозрачно намекала на сходство его правления с правлением великих испанских королей. Он указывал на исторические и религиозные корни своей социальной политики. Это означало, что Франко предпринимает первые шаги в поисках уникального пути испанской власти, авторитарной и иерархической, отчасти сходной с режимами в странах Оси, но отличающейся от них тем, что она оставляла за собой возможность отрицать это сходство в случае необходимости42.
Не угасавшая в душе Франко вера в успех Оси сказывалась в том, что он молчаливо потакал прогерманским действиям Арресе. Антиамериканская пропаганда этих деятелей постоянно мешала попыткам Хорданы проводить подлинную политику нейтралитета43. Тем не менее в апреле, когда еще оставалась надежда на получение оружия из Третьего рейха, Хордана на праздновании в Барселоне годовщины возвращения Христофора Колумба из Америки предпринял мирную инициативу. Мотивация была сложной. Франко под впечатлением Сталинграда и Эль-Аламейна почувствовал сдвиг в балансе сил воюющих сторон. Теперь он предпочитал не торопить события, пока не пущено в ход германское чудо-оружие. Даже только способствуя переговорам, которые позволили бы выжить Третьему рейху, каудильо гарантировал бы выживание и себе44. Пресса хором откликнулась на инициативу Франко — Хорданы по установлению «справедливого и братского мира», отдав при этом должное справедливой борьбе за независимость «миролюбивого» Гитлера45.
После барселонской инициативы Франко отправился в начале мая в пропагандистское турне по Андалусии. Четвертого мая в Уэльве, после того как ему преподнесли «меч победы», он заявил, что испанская внешняя политика вдохновляется христианским духом. Каудильо развил и тему о том, что фалангизм выше либеральной демократии — «основательницы современного рабства», и марксизма — «средства уничтожения личности». В Хересе ему было присвоено звание почетного алкальда. Седьмого мая в Севилье, получив золотую медаль города, он выразил опасения, как бы московские орды не продвинулись в глубь Европы, и свою уверенность в том, что испанские войска способны остановить их. Восьмого мая в Малаге Франко сопоставил борьбу Германии на востоке с делом националистов во время Гражданской войны в Испании, охарактеризовав и то и другое как поход христианства против варварства. Наконец 9 мая 1943 года в речи перед фалангистами Алмерии каудильо сказал: «Мы дошли до того, что в борьбе называется мертвой точкой: ни одна из воюющих сторон не имеет силы сломить другую». С характерным для него сочетанием наивности и суровости он призвал к мирным переговорам и созданию единого фронта против коммунизма, а также потребовал более справедливого передела мира, который принес бы Испании то место, какого она заслуживает46.
174
В частном порядке Франко выражал свое презрительное отношение к кортесам, небрежно признавая, что они — лишь фасад для прикрытия его личной диктатуры. В начале 1950 года, когда его либеральный министр Хоакин Руис Хименес сделал замечания, наводившие на мысль, что Франко всерьез относится к фарсу с кортесами, тот нетерпеливо возразил: «Да кого эти кортесы представляют?» В другом случае, когда один из генералов каудильо проголосовал в кортесах против какого-то закона, Франко разозлился и сказал: «Не нравится ему проект — пусть воздержится и никогда не голосует против, потому что он обязан своим местом мне, моему прямому назначению».