Тем не менее референдум оказался в целом победой для Франко. Одни проголосовали «да», благодарные за прошлое и удовлетворенные нынешним ростом благосостояния, другие — в надежде приблизить переход от диктатуры Франко к монархии. Франко обрадовался результатам и был особенно доволен изобретательным Фрагой, не знающим усталости.
Подготовка к передаче власти сдвинулась с места, и до начала 1967 года у каудильо не было особых дел. Достигнув семидесяти четырех лет, он временами казался тенью прежнего Франко. В кинохронике того времени особенно заметна затрудненность движений и отсутствие живости в выступлениях. Телепередачи с его участием представляли большие трудности, и целая группа телевизионных техников была в курсе дела. Министры видели, что он угасает, но предпочитали не замечать этого. В вопросе о том, «что случится после смерти Франко, оставалось множество неясностей и после принятия Органического закона. Боясь потерять все, многие из верхушки режима заключали молчаливое соглашение вести себя по отношению к Франко так, словно он по-прежнему контролирует ситуацию. Каудильо значительную часть времени работал как обычно, но потом надолго становился недоступен для контактов.
Механизм управления находился в руках Карреро Бланко и Лопеса Родо. Государственный террор, особенно свирепствовавший с 1936-го по 1944 год, поверг общество в политическую апатию. Главным вопросом повседневной политики стало будущее, поэтому возникли попытки любыми средствами пробиться на те позиции, где Франко пришлось отойти на второй план. Каудильо уже не был главным игроком в той игре, которая называлась испанской политикой. Это сказалось даже в том, что все чаще появлялись фотографии, изображавшие, как он играет с внуками, охотится или ловит рыбу. Франко с неизменно скромной улыбкой теперь казался далеким и высоким. У него появился досуг. На это указывает тот факт, что в мае 1967 года он выиграл в футбольном тотализаторе миллион песет243 — по купону, подписанному «Франсиско Франко». В графе «адрес» было написано просто: «Пардо, Мадрид»62. Такая удача, несомненно, лишний раз убедила каудильо в демократической природе его режима.
В его внешней политике появились признаки большей взвешенности — или, по крайней мере, осторожности. На заседаниях кабинета и в многочисленных беседах со своим двоюродным братом Паконом Франко начал проявлять холодный рационализм во всем, что касалось вопроса о Гибралтаре и отношений с Соединенными Штатами. Это резко контрастировало с разнузданной агрессивностью Кастиэльи и других министров. В феврале 1966 года каудильо сказал: «Британцы легко не уступят, фрукт еще не созрел, и, возможно, мы не увидим, как он упадет. Но я уверен, что однажды «скала» вернется к Испании». Восемь месяцев спустя, когда вопрос был поставлен в ООН и получил немедленный отпор в Лондоне, Франко заявил на заседании правительства, что агрессивная пропаганда являлась ошибкой и бесполезно пытаться унизить британцев. Он твердо осадил Кастиэлью, предложившего поднять воздушные шары вокруг Гибралтара на небольшой высоте, с тем чтобы помешать воздушному сообщению британцев со «скалой». Хотя резолюция Организации Объединенных Наций высказывалась за отмену колониального статуса Гибралтара, Франко утверждал: достигнуть позитивных процессов можно, лишь убедив британское общественное мнение в том, что «скала» принадлежит Испании.
Даже после плебисцита, организованного британцами в сентябре 1967 года, когда гибралтарцы почти единодушно проголосовали за то, чтобы остаться в составе Великобритании, Франко выразил твердое убеждение: агрессивная позиция только повредит Испании. Два месяца спустя он спокойно сказал: «Не следует думать, что мы где-то добьемся чего-то быстрее с помощью насилия»63. На заседании кабинета в 1967 году каудильо заявил: «Не вижу смысла подставлять ножку сильному»64. В конце ноября 1968 года он сказал Лопесу Родо: если Советский Союз поддержит позицию Испании по Гибралтару, то Соединенные Штаты окажут еще более активную поддержку Британии. В связи с этим Франко приказал Кастиэлье прекратить пропаганду65. Однако 7 июня 1969 года с одобрения Франко границы с Гибралтаром были все же закрыты и, как он заявил, это продлится до тех пор, пока успешно не завершатся переговоры о возвращении «скалы» Испании66.