По вторникам Франко принимал военных, по средам — гражданских лиц. Посетителей он встречал стоя. Потом садился спиной к свету, чтобы они не могли определить, куда он смотрит. Чтобы установить, насколько важно то, с чем к нему пришли, каудильо прерывал собеседника тихим, не имеющим отношения к делу вопросом. Если этот вопрос выбивал собеседника из колеи и тот не возвращался к делу, с которым пришел, Франко считал, что посетитель лишь воспользовался предлогом и добился приема, желая удовлетворить свое тщеславие24. В дни приемов каудильо обедал очень поздно, часов в пять-шесть, а не в два, как обычно. По воскресеньям, если Франко не уезжал на охоту, что делал по-прежнему часто, он начинал день с мессы, а затем отправлялся на рыбалку в Jla-Гранху или охотился в угодьях близ Пардо.
В семействе каудильо считали большим гурманом (un gran hambron, как называл его внук Франсиско). В последние годы, когда вес Франко превышал 90 килограммов, Висенте Хиль сажал его на строгую диету и выражал недовольство. Каудильо звал его за это ворчуном (grunon), а сам перехватывал что-нибудь всухомятку249. После обеда он обычно прогуливался, рисовал, играл партию в гольф или ходил взглянуть на свое имение в Вальдефуэнтесе. Иногда Франко на три-четыре часа возвращался в свой кабинет, чтобы поработать. Вечерами он обычно смотрел телевизор или играл в карты — в мус и трезильо — со своими друзьями из военных. После позднего легкого ужина каудильо вместе с доньей Кармен читал молитву, после чего засыпал за книгой, обычно биографией великого человека «или над журналом»25.
В своих занятиях спортом Франко проявлял решительность, свойственную его политической деятельности; Пресса продолжала изображать его охотничьи и рыболовные подвиги как свидетельство жизненной силы, но дрожащие руки, несомненно, мешали ему метко стрелять. Долго преследуя морскую добычу, каудильо задремывал, поэтому не мог сосредоточиться. Каковы бы ни были результаты в охоте и рыбной ловле, он отличался большим прилежанием. Франко посвящал рыбалке еще больше времени. Пасху он проводил на астурийских реках Нарсеа, Сэлья и Карее, останавливаясь при этом в JIa-Пиниэлье или в отеле «Пелайо» в селении Ковадонга. Летом 1971 года, ловя рыбу в Пуэнтедеу-ме, каудильо, как утверждали, поймал 196 реос — маленьких речных семг. Он с одинаковым удовольствием рыбачил и в хорошую и в дурную погоду. Если кто-то из его окружения начинал жаловаться, каудильо говорил: «А мне и не холодно». Он по-прежнему отправлялся в долгие охотничьи походы. Летом его сфотографировали за игрой в гольф в клубе «Ла Сапатейра» в Ла-Корунье. При этом журналисты написали, что Франко провел несколько часов на ногах и не прервал игры, несмотря на погоду26.
Он явно искал удовольствий, желая забыть о том, что внутри режима идет борьба за перераспределение власти после его смерти. В рамках Движения появились различные течения, начиная с фашистов из ультраправой организации Бласа Пиньяра «Новая сила» и кончая «апертуристас», куда входили такие, как Фрага. В июле 1970 года донья Кармен со слезами на глазах попросила Педро-ло Ньето Антунеса поговорить с Франко о происходящем в стране. Ньето сказал потом Фраге, что нашел каудильо еще более одиноким и погруженным в свои мысли, чем когда бы то ни было. Кастиэлья говорил, что Франко — сама усталость (el cansado)27. ^Сторонники каудильо были глубоко встревожены усиливающимся недовольством в университетах и в среде рабочих. Еще больше их беспокоила ЭТА. Ее террористические действия в конце 60-х годов разрушили миф о неуязвимости режима. Крайне правые в армии, так называемые «голубые генералы», убеждали Франко провести показательный процесс над шестнадцатью арестованными басками, в том числе двумя священниками. Их мстительная позиция нашла понимание. В этом проявились симптомы упадка режима. Обнаружилось, что его лидер утратил способность здраво рассуждать, а у Карреро Бланко не хватает политического чутья.
Отголоски суда раздались еще до его начала и коснулись Франко самым непосредственным образом. Восемнадцатого сентября 1970 года, в день, когда каудильо присутствовал на первенстве мира по хай-алай250, проводившемся на сан-себастьянском «фронтоне» (кортах), Хосеба Элосехи (Joseba Elosegi), член Баскской националистической партии, поджег себя и спрыгнул со стены «фронтона» перед Франко, выкрикивая «Да здравствует свободная Родина!» (Gora Euzkadi askatasuna!)28. Его унесли с сильными ожогами, а каудильо продолжал как ни в чем не бывало наблюдать за игрой. Элосехи командовал единственным военным отрядом, находившимся в Гернике в день бомбардировки 26 апреля 1937 года. Таким образом он привлек внимание международной общественности к делу басков и к применяемым диктатурой репрессиям. Элосехи записал в своем дневнике 28 августа: «Я не намерен убрать Франко, а только хочу, чтобы он на своей шкуре почувствовал тот огонь, который разрушил Гернику»29. Инцидент с Элосехи серьезно подорвал попытки нового министра иностранных дел Лопеса Браво, наносящего визиты во все страны мира, представить режим в благоприятном свете.
249
К возмущению доктора Хиля, во время охотничьих походов те, кто хотел подольститься к Франко, предлагали ему что-нибудь лакомое, способствующее полноте.
250
Хай-алай — игра, сходная со сквошем, играют в нее деревянным мячом и ковшиками Название происходит от баскского «jai-alai» — «веселый праздник». Играют два или четыре игрока, мяч ловят и бросают плетеной корзиной-ракеткой, прикрепленной к поясу.