«В нем столько шарма. Несколько лет назад меня попросили написать серию статей о нем. Но его это очень тяготило и меня тоже, в итоге мы развлекались, вместо того чтобы работать».
Их объединяло нечто большее, чем дружеская близость. Они оба принадлежат к той породе творцов, которые бросают вызов будущему, не боясь риска, идя навстречу опасности. «Когда я думаю о Марлоне и Франсуазе, — говорит Александр Астрюк, — мне всегда приходит мысль о некой тайне дарования, которой они себя, как и Фицджеральд, считали обязанными в смысле необходимости самовыражения».
В Голливуде, на обеде у продюсера Сэмюэля Голдвина Франсуаза Саган познакомилась с Марлоном Брандо. «Я помню, там были также Чарльз Бауэр и Далио, знаменитые во Франции», — рассказывает Бруно Морель, сопровождавший в поездке автора романа «Здравствуй, грусть!». Он практиковался в Соединенных Штатах в качестве инженера, в 1955 году ему было двадцать пять лет. Позволив себе отдохнуть, он сопровождал Франсуазу в качестве переводчика и просто приятеля.
«В Америке тогда с моралью не шутили, — уточняет романистка. — В Голливуде с этим было строго. Чтобы ночевать в одном номере, мы поехали в Малибу, что-то вроде борделя с экзотическим интерьером, я помню, там на стенах висели шкуры пантер».
Молодые люди вместе ездили на съемки фильма Сесили Б. Де Миль «Десять заповедей», заехали в Лос-Анджелес и там решили вдруг купить Бернару Франку костюм. «Мы ему позвонили из ресторана в Париж, чтобы узнать его размер», — говорит Бруно Морель. Его путешествие с Франсуазой продолжилось экскурсией в пустыню (Мертвая долина), верховой поездкой в Большой каньон Колорадо, в Аризоне, и прогулкой по Лас-Вегасу, городу игр, где Кики с азартом испытывала судьбу на игровых автоматах.
Южного шоссе тогда еще не существовало. Они отправились на юг по «Нэшнл 7», описанной Шарлем Трене. Девятьсот километров извилистой дороги Франсуаза обычно преодолевала за десять часов: выезжая из столицы в сумерках, ранним утром она оказывалась уже в Сен-Тропе. Обычно ее сопровождал брат и несколько друзей, которые кое-как за ней поспевали. Встречались все на пляже в Пампелоне, в этот час почти пустом, еще до открытия «Эскаль» и «Сенекье».
«Я езжу, как скорая помощь», — говорит Франсуаза. Иначе говоря, быстро и не раздумывая. Ее отец, любивший большие машины и быструю езду, научил ее водить очень рано. «Он сажал меня на колени, когда мне было восемь лет, а я во время этой игры даром времени не теряла: водительские права я получила в восемнадцать и два дня».
В Париже романистка пользовалась маленьким «остэне». С невероятным оптимизмом Франсуаза всегда старается поставить машину именно рядом с тем местом, куда приезжает. Когда места нет, она пытается все же припарковаться поблизости, рискуя, что дорожная служба эвакуирует ее машину на прицепе. Она предсказала Сартру, что обед, на который они шли, окажется неудачным, когда он поставил машину очень далеко от ресторана. «Эта осмотрительность позволила ей сделать вывод, что вечер пройдет скверно. Так и случилось. Ничего себе критерий!» — сказал однажды Сартр со своим резким металлическим смешком[210].
По случаю Франсуаза приобрела также «мерседес 450» и старый «бьюик» в 37 лошадиных сил, который окрестила «пипет»[211] из-за того, что он потреблял невероятно много горючего: «Эта какая-то фантастическая машина — кажется, будто ты в лодке! Верх открытый: едешь, ветер свистит»[212]. Эта красивая голубая американка часто ломалась и несколько месяцев простояла в гараже в районе Онфлера. Франсуаза смогла наконец оплатить расходы по ремонту и забрать ее после выигрыша в картэ. «Мерседес» тоже был не в самом лучшем состоянии, но для путешествий подходил лучше всего. Завод «Ситроен» одолжил ей и еще примерно двадцати избранным людям спортивный «АХ», который ей очень нравился. Но все три машины были восьми — пятнадцатилетней давности выпуска.
Однажды на станции обслуживания по дороге в Нормандию романистка заметила, что покрышки колес ее машины стерлись, и попросила их заменить. Когда все было готово, мастер сказал ей, что заменил также камеры. Франсуаза Саган оставила очень большие чаевые. «Если он меня обманул, его замучают угрызения совести», — сказала она своей спутнице, писательнице Бригитте Лозерек. Когда ее останавливали за превышение скорости, часто до предъявления документов дело не доходило, ее спасала известность: вместо штрафа она оставляла автограф.