Его творчество дошло в виде проповедей на праздники, о небесной иерархии, о шести днях творения — о сюжетах вполне традиционных. Особого влияния вне монастыря оно не оказало, все рукописи, насколько мне известно, сосредоточены в монтекассинской библиотеке (ms. 794 и 832). Это не умаляет его значения для истории схоластической мысли: он был одним из учителей Фомы Аквинского. Несмотря на высокую оценку, данную ему крупным историком философии, Мартином Грабманном, все изучение произведений Эразма ограничивается несколькими изданиями довольно случайно отобранных фрагментов[118]. Только с некоторой натяжкой можно назвать эти записи трактатами. Однако в них ясно просматривается дидактическая основа, и вполне возможно, что это преподавание осуществлялось в Неаполе, где у Монтекассино было представительство: Сан-Деметрио. По своей структуре «трактаты» часто следуют схоластической дискуссии: изложение тезиса, иногда с приведением авторитетного мнения (auctoritas) и типичным подразделением «относительно первого», «относительно второго» (circa primum, circa secundum), противоположные доводы (contra, probatio quod non, circa primum obiicitur, item), ответы (respondeo, respondetur quod), контраргументация (ad primam auctoritatem dicendum, quod queritur… dicendum).
Приведем в качестве примера разговор об ангелах и шести днях Творения. Классический «Шестоднев» Василия Великого и его не менее знаменитый парафраз Амвросия Медиоланского (IV в.) были известны в монастыре — последний был даже переложен в стихах Александром Монтекассинским. Эразм цитирует их, но этому классическому христианскому наследию он дает новую, более современную для его времени форму, подходящую для университетского преподавания. Здесь ощущается присутствие новой проблематики, возникавшей в умах современников Эразма при чтении Аристотеля. Его влияние видно в обсуждении вопросов познания, которое, по мнению Эразма, зависит не исключительно от божественного просвещения, в обсуждении соотношения между природой и благодатью, человеческого мышления, первоначальной материи.
На шестой день, как известно, по образу Божию был создан человек. Для Эразма человек уподобляется Богу не по своему мышлению, ибо, согласно трактату «О душе», «мышление не есть в нас ни тело, ни некая способность тела, но свет, происходящий от первопричины»[119]. Очевидно, что он цитирует Аристотеля, читая Аверроэса, поскольку выражение intellectus non est in nobis corpus neque virtus in corpore можно найти в «Большом комментарии» Аверроэса, переведенном Михаилом Скотом, а не в соответствующем разделе аристотелевского трактата (429a 10–430a 9)[120]. Здесь у Эразма, как в те же годы или чуть позже у Петра Ирландского, уже видно то смешение Философа и его Комментатора, которое стало характерным для схоластики второй половины XIII века. К тому же речь идет об одном из самых деликатных сюжетов философских споров того времени: учении о природе разума.
Попытка Эразма построить всеобщую науку под эгидой богословия объясняется, конечно, его положением на соответствующей кафедре Неаполитанского университета. Но возможно и влияние Парижской школы, в частности, влиятельной «Золотой суммы» Гильома Осерского[121]. В одной проповеди, посвященной Деве Марии, он дает замечательный образ ученого клирика, освещенного четверояким светом: верой, наукой, разумом и мудростью[122]. Эразм — просвещенный клирик, богослов, вышедший, как и Фома, из монастыря. Он проповедник, начинающий с Библии и к ней всегда возвращающийся, и только для этого он берется толковать природу. Он совсем не тот «физик», над которым мог посмеиваться «лирик» вроде Терризио. Рассуждая об устройстве мироздания, он не забывает, что презрение к миру помогает человеку возлюбить своего Бога: «Для того, чтобы Бог единый был возлюблен, мир стал нелюбимым»[123]. Но, как и многие его коллеги по университету, как и другие его соотечественники, он проявлял неподдельный интерес к новым текстам и идеям, чтобы с их помощью придать новую силу «науке наук» — богословию. Вполне вероятно, что Великая курия, несмотря на непоследовательность по отношению к культурной элите, представленной монашеством, могла предоставить для такой интеллектуальной работы необходимую поддержку, в том числе книжные новинки.