Перед нами текст, ставший знаменитым в истории ментальности. Уже впервые издавший этот список вопросов Чарльз Хаскинс видел в них «скептицизм, след еретика-эпикурейца, чья трагическая фигура является в одной из тысячи пылающих могил десятой песни Ада»[155]. Вслед за ним историки восхищались широтой интересов «чудесного реформатора», обладавшего, казалось им, непосредственным взглядом на природу, отразившимся именно в этих вопросах[156].
Можем ли мы полностью доверять Михаилу Скоту в верности передачи императорских вопросов? Перед нами, однако, текст, автором которого является именно он, придворный астролог. Все «Введение», особенно «Книга о частностях», является ответом на энциклопедический запрос Фридриха II. Но в какой степени всеобъемлющий характер этих вопросов связан с личными интересами Михаила Скота, а в какой — с интересами монарха? Почему не предположить, что астролог, претендующий на роль «самого верного среди прочих», приписал какую-то часть собственных вопросов своему августейшему покровителю? Он наверняка имел сильное интеллектуальное влияние на Фридриха II.
Следует обратить внимание на стиль изложения, который я постарался передать в переводе. Некоторые вопросы повторяются дважды, сформулированы сумбурно, что через несколько лет так раздражало шейха ибн Сабина в «Сицилийских вопросах». Разные страницы и разделы «Введения» вообще можно отнести к разным стилистическим регистрам: иногда автор предельно прост, иногда темнит. Следуя наказу императора, шотландский астролог не раз подчеркивает, что он пишет для простецов, pauperes intellectu, на разговорном языке, iuxta vulgare. Эта формула очень симптоматична.
Можно предположить, что в «вопроснике» он сознательно выбрал такой разговорный стиль, напоминающий нравоучительные exempla, которыми проповедники усыпали свои проповеди. Знала различные стили и ученая схоластическая латынь[157]. Бросается в глаза краткость и конкретность некоторых вопросов, которую мы уже замечали в других источниках. Как будто Фридрих II спешит задать как можно больше вопросов, экономя слова. Но является ли это особенностью его личного характера, его личной манеры выражаться, его личной жажды знаний? Или следует принимать во внимание литературный этикет и стилистический регистр? Михаил Скот, как и позже ибн Сабин, хотел предстать перед своими читателями участником настоящего диалога с императором. В начале третьего раздела «Физиогномики», третьего трактата «Введения» Михаил увещевает его:
«Советую вам: приглашайте ко двору докторов, магистров и талантливых от природы людей. Разговаривайте часто со многими, обращайтесь к их сердцам разумно и в домашней обстановке. Размышляйте о разном. Задавайте им вопросы, когда они с вами, и храните в сердце их ответы, дабы в дальнейшем и другие смогли вам помочь. Не уподобляйтесь сухой невозделанной земле, все отвергают за бесплодие. Поддерживай обучение наукам в твоем королевстве, устраивай диспуты в твоем присутствии, дабы восславился дух твой и увеличились твои природные дарования. Позаботься о том, чтобы править долго. Это будет так, если ты предашься добродетелям и будешь избегать пороков. Об этой морали мы еще расскажем тебе в ином месте, если Бог того захочет»[158].