Во время IV Латеранского собора, когда папство предстало во всем своем могуществе, Штауфен обещал отправиться на освобождение христианских святынь. Это по-своему нормальная плата за поддержку: без личной помощи Иннокентия III Фридрих II не получил бы королевской короны и титула короля Германии и Рима, открывавшего путь к императорской коронации. С этого момента negotium Terre Sancte стал одним из важнейших пунктов в политике Фридриха II и в его взаимоотношениях с папой. Длительное откладывание его стало в конце концов причиной отлучения. Но в 1225 году император взял в жены Изабеллу де Бриенн, дочь Жана де Бриенна, короля Иерусалима, и принял этот формальный, но престижный титул, соединив Империю, Сицилийское королевство и Святую землю. Для политической карты Средиземноморья, для символического христианского пространства это было важным событием.
Отправившись в Святую землю без папского благословения, без поддержки верного папе иерусалимского патриарха и местного латинского духовенства, Фридрих II провел переговоры с Маликом аль-Камилем, в результате которых главные христианские святыни на десять лет открывались христианским паломникам. 18 марта 1228 года в императорской энциклике заявлялось, что император «нес корону, и Господь всемогущий, с высоты Своего трона пожаловавший нам ее, по особой милости поставил нас над всеми государями мира»[176]. Церемония получилась паралитургической, но без участия клириков, поскольку венценосный крестоносец находился под отлучением и не имел права участвовать в мессе. Понтифик и патриарх Иерусалима распространили слух, что император собственными руками короновал себя короной Иерусалимского королевства перед алтарем храма Гроба Господня, в опустошенном Иерусалиме[177]. Эта реакция была типичной отрицательной — и максималистской — интерпретацией действительно необычного символического жеста. Однако магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца, комментируя события, сознательно выразился неопределенно: государь «нес корону». Какую? В руках или на голове? Откуда куда? Все это остается в тени догадок[178]. Фридрих II не был королем Иерусалима, лишь регентом при сыне Конраде, унаследовавшем титул от матери. Но заподозрить его в том, что он не рассчитал какие-то символические жесты в такой ответственный момент своей жизни, как первое богослужение в чудом, без крови освобожденной святыне, тоже невозможно. Мессианские мотивы в его политике периодически выражались на высокой куриальной латыни. Возможно, что-то подобное должно было прозвучать и в тот мартовский день в Иерусалиме.
Хотя достигнутый между христианами и арабами мир продлился лишь до 1240-х годов, на какое-то время императору удалось доказать, что мирный договор возможен: Иерусалим, Вифлеем, Назарет и несколько городов были открыты для христианских паломников.
Сохранился интересный для нас рассказ аль-Макризи о некоторых деталях пребывания Фридиха II в Иерусалиме. В сопровождении мусульманского кади он направился осматривать городские мечети. Аль-Акса произвела на него особо сильное впечатление. Взойдя на кафедру, он вдруг заметил входившего в мечеть католического священника с Евангелием в руках. Аль-Макризи вкладывает в уста императора следующие слова: «Если еще один франк войдет сюда без разрешения, я прикажу снести ему то место, к которому у него крепятся глаза. Мы не более, чем черные рабы султана Малика аль-Камиля, который, по доброте своей, отдал нам и вам церкви. И никто не смеет преступать указанные нам границы». После чего, уверяет историк, священник вышел, дрожа от страха[179]. На следующий день Фридрих II жаловался на то, что из уважения к христианскому государю кади приказал отменить возгласы муэдзинов, ибо он, император, якобы провел ночь в Иерусалиме лишь затем, чтобы услышать призыв на молитву и то, как мусульмане по ночам восхваляют Бога[180]. Ясно, что это памфлет мусульманина, направленный против крестоносца, пусть и склонного к диалогу. Однако нельзя отвергать предположение, что подобные слухи об исламофильстве императора передавались из уст в уста, в том числе поверх вероисповеданий и языковых границ.
Находясь на территории восточных правителей, императору необходимо было подкрепить в их глазах престиж власти верховного государя христианского Запада. Видимо, для этого он разослал им список вопросов по различным областям знаний. Он обратился, в том числе, к Малику аль-Камилю с просьбой прислать к нему «какого-нибудь специалиста по астрономии. К нему был послан аль-Алам Кайсар, известный под именем Ханифи, в народе называемый Таазиф («сумасшедший наездник». — О. В.), который был самым известным тогда знатоком этой науки»[181]. Нам неизвестно, о чем они говорили с Фридрихом II. Согласно аль-Макризи, император направил свои вопросы «по геометрии, арифметике и умозрительным наукам» прямо аль-Камилю, который представил их шейху аль-Аламу и другим ученым, а их ответы потом были посланы императору[182].
179
181