— Посоветуйте, Алексей Алексеевич, как мне поступить? — растерянно спрашивал он. — Могу вам сообщить по секрету: все полки получили срочный приказ вернуться из лагерей в свои постоянные гарнизоны, очевидно, для мобилизации.
“А Сухомлинов-то меня убеждал, что ни Виленский, ни Варшавский округа не мобилизуются”, — подумал я про себя, но, конечно, промолчал.
— У меня же, — продолжал Веденяпин, — никаких распоряжений на случай войны не имеется. В ста шагах, как вы знаете, уже пограничная речка. Немцы могут вторгнуться в любую минуту. Что же мне делать со станцией? Разрушать ее или нет?
Какой я мог дать совет? Запросить начальство? Но оно, казалось бы, должно было подумать о пограничных станциях за много лет до войны!
Так и оставил я Веденяпина в неведении, впоследствии узнал, что все случилось, как он и предвидел. Немцы заняли Вержболово. Сжег ли Веденяпин станцию или, наоборот, оставил ее в неприкосновенности, мне объяснить не могли, но твердо уверяли, что он кончил самоубийством в Вильно. Как бы он ни поступил при отсутствии инструкции, его легко можно было обвинить в измене…»[66].
Веденяпин предстает здесь в неприглядном свете. Растерянный, беспомощный офицер, нечистый на руку прежде, а с наступлением военного времени — и вовсе почти изменник. Однако, во-первых, это суждение справедливо скорее в отношении самого Игнатьева. Исследование доктора исторических наук А. В. Ганина выявило гигантские растраты графом казенных денег во время службы в союзной Франции[67]. Во-вторых, злополучная станция Вержболово была захвачена германскими войсками только в феврале 1915 года.
Эта открытка тоже была издана еще до Первой мировой, о чем свидетельствует «привет» на русском
Так что же погубило полковника Веденяпина, толкнув его на самоубийство? Ответ, как представляется мне, будет прост и страшен в своей банальности: война. Начало войны с его колоссальными тяготами. Бремя, первым легшее на плечи офицера на занимающейся огнем границе и оказавшееся выше его сил.
Казалось бы, что такого в этой личной трагедии на фоне происходивших тогда грандиозных событий? Однако необходимо помнить и о ней, как о каждом из погибших. И, может быть, судьба полковника Веденяпина позволит нам лучше узнать и понять историю Первой мировой, почувствовать тот «отравленный пар с галицийских кровавых полей», что устлал и сокрыл это и тысячи других имен и могил участников Великой войны.
Начать же рассказ о ней я решил со сколь обыденной, столь и жизненно необходимой темы — продовольствия. Ведь даже самый обученный, экипированный и храбрый воин хочет и должен есть каждый день. В этом смысле за сотню лет ничего не изменилось.
ХЛЕБ БАТЮШКА, ВОДИЦА МАТУШКА
«Ни хлеба, ни соли нетути»?
Да, повар-голод подмешал им в жидкий суп довольно пороху…[68]
Такой важный вопрос, как пища, не нуждается в особых смысловых подводках и начале разговора издалека. Однако кое о чем из предыстории Великой войны сказать необходимо.
Прежде всего за снабжение армии отвечало образованное в 1864 году Главное интендантское управление (ГИУ). Обеспечение войск провиантом и фуражом согласно положению 1869 года возлагалось на III отделение ГИУ. Тот же номер сохранился за ним после реформирования штатов управления. В ноябре 1914 года отделение по провиантскому довольствию было переименовано в вещевое, наряду с I и II отделениями (по заготовке и отпуску униформы со снаряжением и теплых вещей с постельными принадлежностями соответственно)[69]. Вместе с тем еще в конце XIX века в Русской императорской армии, как отмечает ведущий специалист в данной области ее истории А. В. Аранович, «приняли новую схему снабжения: армия — корпус — дивизия — полк — рота — военнослужащий. Ввели должности интенданта корпуса на военное и мирное время и интенданта дивизии на военное время с подчинением их строевым командирам. Корпусам и дивизиям были даны транспортные средства. На снабжение была принята полевая кухня»[70].
Схема устройства вьючной кухни системы М. Е. Грум-Гржимайло в нескольких проекциях
Военно-походные кухни впервые были опробованы Русской армией в деле во время Китайского похода 1900 года, а затем — на Русско-японской войне. Из различных их вариаций военным ведомством оказались выбраны для внедрения «универсальные переносные очаги» подполковника А. Ф. Турчановича. В 1907 году он получил от Министерства торговли и промышленности привилегию на свое изобретение. Двухкотельные, на 190 литров для первого и 130 литров с «антипригарной» масляной рубашкой — для второго, с отдельной топкой у каждого из котлов, детища Турчановича возились вместе с утварью и продуктами. Они являлись разновидностью пехотно-артиллерийских военно-походных кухонь на базе двуосной повозки, запрягавшейся парой лошадей. Изначально вместо второго котла на металлической раме крепился ящик с запасами провизии, заодно служивший ездовому сиденьем. Одна пехотно-артиллерийская кухня приходилась на строевую роту численностью 240 человек, то есть на пехотный или стрелковый полк в составе 16 строевых и одной нестроевой рот — всего 17 кухонь. Если на долю подразделения не хватало кухни, его снабжали котлами для готовки либо ставили на довольствие ближайшей роты, у которой кухня была. В крайнем случае нижние чины обходились котелками. Ответственным за регулярное питание солдат являлся командир роты.
67
См.:
69