Далее ситуация с рационом войск Русской императорской армии на Кавказском фронте тоже складывалась необычно. Баранины хватало, но иногда солдатам приходилось варить борщ без капусты и картофеля, не поступавших два месяца кряду. Зато настоящим праздником желудка оказывался захват продуктов, оставленных неприятелем: «Бежавшие 17 сентября курды побросали по дороге много добра. Мы нашли около трех пудов масла, перетопили его, и у нас теперь все готовится на прекрасном масле… Затем с 18 числа сентября у нас есть и корова, дает 3 бутылки молока. Несколько дней был и лук, и картофель. Да, забыл сказать: поели винограду вдосталь»[128]. В расположении частей ухитрялись разводить домашний скот и птицу. Однако если природа Кавказа и располагала к этому, то война — нет. Радость принявшихся хозяйничать воинов длилась недолго. «Сегодня обеда не будет, а прямо ужин. Утром почему-то мяса не выдали. Дадут вечером. И то хлеб. Пойду вниз, “стрельну” где-нибудь. Ах, Марочка, как я низко пал! Я мечтаю о Тифлисской “Анноне”! Больше не буду посылать тебе денег, буду копить их, и, попав в культурные места, проем…» — писал супруге один из них летом 1916 года[129]. Наконец, Кавказскому фронту меньше внимания уделяли благотворительные организации, что порождало сетования об отсутствии «уполномоченных с подарками».
Отмечался дефицит соли. «…У казаков давно вышел запас сухарей. Иногда доставали мясо, оставленный одиночный скот, варили суп не только что “без ничего”, но и без соли», — свидетельствует хорунжий 1-го Кавказского полка Ф. И. Елисеев. Он же рисует трагикомическую сцену диалога с голодными казаками:
«Што вы едите? — спрашиваю, сам голодный.
— Да ягоды, ваше благородие! — отвечают они. Попробовал я их, эти ягоды и… выплюнул.
— Да ведь это отрава… — говорю им.
— Э-эх, ваше благородие! — протянул один из них. — Пущай хучь отрава, но все же кисленькая… ни хлеба, ни соли нетути… адна мяса… ана уже ни лезет у рот…
И я их понял. И этак восемь дней подряд»[130].
К осени 1916 года на такой пресной диете окажутся немало воинов Русской императорской армии, и им будет не до жалоб на пресыщение мясом. Как записал в дневнике прапорщик Бакулин: «В интендантстве сейчас почти никаких продуктов нет, нет даже необходимых, как-то: крупы, соли; сахар — и то недавно доставку наладили, а то и его не было. Полкам приходилось варить пищу: ½ фунта мяса, вода и заболтано мукой, каши не было. Если так будет долго продолжаться, земляки взбунтуются…»[131].
На рубеже 1916–1917 годов участвовавшие в Митавской операции войска в большинстве своем остались без горячей пищи[132]. Наступившие вскоре события общеизвестны, а прапорщик Бакулин был ближе к истине, чем сам, наверное, думал.
Возвращаясь к хлебу — в 1915 году видный историк М. И. Туган-Барановский писал: «Хозяйство нашего крестьянина <…> ни малейшим образом не потрясено войной. В этом отношении разница между Россией и Германией громадна…»[133]. Это сравнение иллюстрирует желаемое положение дел в не меньшей степени, нежели действительное. Покинувшие Восточную Пруссию в начале войны полмиллиона беженцев затем вернулись на свою разоренную землю. Берлин не постоял за ценой восстановления имперской житницы. Уже весной 1915 года были засеяны поля, дававшие ежегодный урожай до 125 миллионов пудов (2 047 500 тонн) зерна[134]. На занятой же Русской императорской армией еще в 1914 году территории было засеяно лишь 12 % полезных площадей.
В самой империи война выскребала по сусекам не только хлеб, но и растивших его крестьян. В 1916 году трудоспособное мужское население русской деревни уменьшилось на 40 %. Необходимых в сельском хозяйстве машин ввозилось из-за границы вполовину меньше прежнего, а произведена их была лишь четверть от общего количества в предвоенном 1913 году. Продовольствия стало не хватать и на фронте, и в тылу. Цены на него росли, точно на дрожжах. В городах шла спекуляция продуктами, а доставлять их в нужном количестве даже во внутренние районы, не говоря уж о фронте, изнуренная транспортная сеть была неспособна. Лето того же 1916 года в центральных губерниях выдалось дождливым, жизненно необходимый урожай гнил в полях и скирдах[135]. Ну а последней осенью в империи уже явно обнажил ребра продовольственный кризис. Именно его приметами и отголосками оказывались многие процитированные мной претензии фронтовиков к еде начиная с 1915 года. И по той же причине русскому солдату не очень-то приходилось рассчитывать на вкуснятину в посылке из дома: дома жили голоднее его…
131
Из дневников офицера русской армии Бакулина // Голоса истории. Материалы по истории Первой мировой войны. Вып. 24. Кн. 3. М., 1999. С. 100.
132
133
134
135