Из-за нехватки питьевой воды военнослужащие взялись за пиво и вино. Невозможность смыть с кожи походную пыль не улучшала настроения солдат, в Сольдау загремели шальные выстрелы. Более того, отступавшие немцы оставили на чердаках нескольких домов очаги пожаров — столбы дыма от них должны были служить неприятелю ориентирами для артобстрелов. Френкель обратился к начальнику — дивизионному врачу с предложением запустить водопровод, но тот лишь буркнул в ответ, что-де нечего лезть не в свое дело. Сдвинуть его с мертвой точки помог только рапорт в штаб дивизии.
В одном из сел в Галиции отступающие австрийские войска отравили большинство колодцев, забросав их трупами кошек и собак. Русские солдаты устремились к источникам, показавшимся им чистыми, спеша напиться и сделать запас воды впрок. Несколько часов спустя у большинства из них разыгралось острое желудочно-кишечное расстройство, с рвотой и болезненными коликами. «С некоторым запозданием были приняты меры предосторожности: ко всем колодцам поставили часовых, а воду стали возить из реки, что протекала в 1½ верстах от села, и эту воду было запрещено пить в сыром виде. К счастью, никаких смертных случаев в полку не было», — вспоминал в эмиграции свидетель случившегося[172].
Летом 1915 года предписаниями врачей и приказами командования пренебрегали даже офицеры — нестерпимая жажда оказывалась сильнее их: «Жара была страшная. Июльское солнце жгло немилосердно. По всему пути лежали трупы убитых и изуродованных солдат 52-й дивизии, занимавших этот участок до прихода полка. Двигались мы вперед очень медленно. Пить хотелось смертельно, и поэтому, доползши до шоссе, Зыбин и я, найдя в выбоине оного немного грязной дождевой воды, с удовольствием выпили по несколько глотков мутной, теплой жидкости»[173]. И думается, так утолял жажду во время Холмской операции не только барон Торнау.
Начало 1916 года ознаменовалось на одном из участков Юго-Западного фронта затяжными боями на Стрыпе. 170-й пехотный Молодеченский полк в ходе их нес тяжелые, и в том числе небоевые потери. На отрезанной от тыла позиции солдатам приходилось пить воду, зараженную трупным ядом, следствием чего стали вспышки дизентерии и тифа[174]. Той же весной в весьма суровых условиях проходил марш Экспедиционного кавалерийского корпуса генерала Н. Н. Баратова по Персии. Будущий Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян участвовал в этом походе, вспоминая: «…Наиболее мучительной для нас была нестерпимая жара. Питьевую воду нам доставляли на верблюдах в бурдюках, но пока она доходила до нас, становилась безвкусной, теплой и не утоляла жажду». Им было несложно даже плюнуть на брезгливость, зной немилосердно иссушал языки и глотки. «Жажда становилась все мучительней… В поисках воды приходилось отходить от дороги на десятки верст. Если находили болотистое место, то радости не было пределов. Припав к влажной земле губами, воду сосали вместе с грязью и тиной. Иногда солдат пытался выдавить воду из топкой земли каблуком сапога. Не всегда удавалось», — признавался другой участник марша. Употребление тухлой воды закономерно привело сперва к дизентерии, а следом — и к эпидемии холеры в войсках[175]. На Кавказском фронте обнаружение источника пресной воды было сродни празднику. К нему выстраивалась очередь, чтобы жаждущие солдаты не взбаламутили воду, сделав ее непригодной для питья. У арыков с тухлой водой приходилось нести караулы, грозившие застрелить любого, кто не утерпит и напьется дряни[176].
Kriegsbrot и «верденизация» воды
172
174
175
176