Покровская починочная мастерская, июль 1916 года
Сложно удержаться от вопроса: не проще ли было поставить надлежащим образом дело ремонта обуви? И да, и нет. С одной стороны, приказ по военному ведомству № 553 еще в 1914 году упразднил сроки носки вещей. Война в абсолютно киплинговском ритме «Boots — boots — boots — boots — movin’ up and down again!»[322] в разы ускорила их износ. Отныне войска должны были снабжаться обмундированием по мере надобности. Браковка и отправка той же обуви в тыл лишились смысла, ведь вместо признанных командиром непригодными сапог выдавались новенькие[323]. С 1915-го деньги на починку обуви отпускались, но только в частях тыла. Следствием стали уже известные проблемы. Московская городская управа летом 1915 года обратилась в Ставку, к главным начальникам снабжения армий и интендантам Северо-Западного и Юго-Западного фронтов с предложением заняться починкой сапог, накопившихся на Варшавском, Виленском, Двинском и других вещевых складах. Инициатива была поддержана, лед тронулся и за следующий год с фронта и окружных интендантских управлений поступило 1 195 233 пары сапог. Они делились на месте на подлежащие ремонту либо резке. Последних насчитывалось чуть более трети от общего количества обуви, хотя в феврале-апреле 1916 года соотношение уже было почти равным. Немногим ранее интендант Юго-Западного фронта попросил Московскую городскую управу вместо ремонта сапог обшить кожей 550 000 пар валенок (эта работа будет практически завершена к 1 (14) июля 1916-го)[324]. И лишь в конце апреля того же года приказ армиям Юго-Западного фронта № 751 разрешил выдавать в строевых частях по 2 рубля 50 копеек на ремонт пары сапог[325].
Пытливые умы адресовали военному ведомству варианты утоления «сапожного голода». Некто С. И. Суский предлагал пропитывать валеные сапоги «резино-подобной массой»[326]. Другой энтузиаст, Калькинг, — оснащать их деревянными подошвами, правда, ни описания, ни чертежей не подготовил. Впрочем, и без него подметки из древесины получили путевку в жизнь в феврале 1916 года. «В виду того, что огромный расход подошвенной кожи на постройку новых сапог вызывает задержки в снабжении войск подошвенным товаром, и дабы не отправлять изношенные сапоги в далекий тыл, — является насущная потребность, чтобы войска возможно шире организовали починку их на месте, использовав для этого все местные средства, какие окажутся под руками», — говорилось в соответствующем приказе. Он дозволял вырезать подошвы из досок от «негодных» ящиков из-под провизии. Подметки следовало тщательно смазывать варом для пущей гидроизоляции. Не всякая древесина подходила для этих целей: мягкие породы вроде липы, ольхи и осины были предпочтительнее бука и дуба. Оптимальную форму подметки сравнивали с разрезанным пополам куриным яйцом, ведь плоская сделала бы обувь неудобной[327].
Ассортимент подметок солдатских сапог в 1916 году — из старой кожи, тряпок, веревок, брезента…
Дефицит обуви в армии пытались ликвидировать и за счет закупок за границей. Из заказанного за рубежом количества сапог (до 6 800 000 пар) и башмаков (около 8 000 000 пар) были получены 5 700 000 пар сапог и 4 000 000 пар башмаков[328]. Прапорщик Бакулин записал в дневнике 23 мая (5 июня) 1916 года: «Получили для нижних чинов обоза американские ботинки, на вид очень крепкие, как будут носиться — увидим; обещание интенданта о выдаче на лето лаптей не состоялось, и теперь будут ботинки»[329]. А еще в том же мае засияла звезда интенданта 30-го армейского корпуса полковника Корнеенко и несущего службу там же прапорщика Романчи. К ним в приказном порядке командировались сапожники от каждой армейской, корпусной и тыловой починочной мастерской: осваивать новый способ изготовления составной подошвы, на сей раз — «из старого материала, из кусков и обрезков новой подошвенной кожи, а также из старых брезентов, веревок и тряпок». Лоскуты старой мягкой кожи либо кусочки твердой пригонялись один к другому на подстилке и скреплялись деревянными шпильками. В случае с брезентом требовалось 6–8 слоев его достаточной для загиба краев площади, но толщина подошвы не должна была превышать 1 сантиметр. Сечение же веревки не имело значения: веревочную подметку находили весьма прочной при любой толщине. При ее изготовлении шнур обводился по ранту, а затем укладывался на подошву плотными витками с непременной обработкой смолой и прибиванием деревянными и железными шпильками. В крайнем случае сапожник набирал подметку «из всяких тряпок, предварительно обильно промазанных варом». Будь подошва сапога кожаной или тряпичной, каблук всегда делался из клочков кожи с твердой набойкой, а то и подковкой.
322
Эта строка более известна читателям в классическом уже переводе А. И. Оношкович-Яцыны: «Пыль — пыль — пыль — пыль от шагающих сапог!».
324
Очерк деятельности Отдела снабжения армии за первый год. Июль 1915 г. — июль 1916 г. М., 1917. С. 20–21, 22, 25–26.
328