В армии Дунайской монархии основной разновидностью строевой обуви были ботинки, промаршировавшие на смену сапогам с короткими голенищами. «Вне строя часто даже рядовые солдаты носили легкие ботинки штатского образца (сменной обувью и для работ в пределах казармы служили комбинированные из кожи и брезента облегченные ботинки)», — отмечает военный историк С. В. Прищепа[348]. Кавалеристы продолжали щеголять в сапогах со шпорами, причем нередко даже в окопах[349].
В Османской империи уже первый призыв оказался настолько успешным, что армия была не в состоянии обеспечить всех и каждого пищей, оружием и обмундированием. Каждый мобилизованный должен был иметь при себе запас пищи на 5 дней, а также «подходящую» одежду и обувь. Как следствие, многие турки встали в строй в гражданском платье и сандалиях. В дальнейшем марши босиком были печальной нормой для османских войск. Сапоги на ногах русских солдат, взятых в плен на Кавказском фронте, были предметом жгучей зависти подданных султана. Деревянные подметки, привязанные к ступням, охапки соломы на ногах… На Палестинском фронте целый османский полк вернулся из атаки в вещах убитых британских солдат, тела которых турки раздевали прямо под обстрелом — хотя брать короткие брюки и брезговали. В этом мародерстве нет ничего удивительного: в марте 1918-го турок-дезертир поведал англичанам, что их часть не получала новой одежды и обуви более года[350]. Таким образом, в Русской армии дела с обеспечением войск обувью обстояли отнюдь не худшим из возможных образом.
Повторился ли «сапожный» голод вновь?
В «Песне о великом походе» Сергея Есенина ротный перед боем неспроста завещал жене пару сапог, а пережив бой, решил, что сам износит их. Во время Гражданской войны в России обуви не хватало ни белым, ни красным. Например, весной 1919 года в полках из уральских казаков, помимо некомплекта личного состава, у половины не имелось сапог, а лапти с учетом сырой стужи почти гарантировали простуду. Как следствие, в ответственный момент наступления сил Колчака на востоке России целые части оказывались небоеспособными. Когда в мае несколько полков Сводного Сибирского ударного корпуса Сибирской армии бежали из боя, теряя оружие и обувь, командующий армией Радола Гайда опознавал в безоружных и босых потенциальных дезертиров, и их ждали расстрел или арест. Увязая в снегу в отсыревших, дырявых валенках, лаптях и разваливающихся сапогах, было одинаково худо и наступать, и отступать. «Эта картина не вяжется с данными о многомиллионных поставках союзников Колчаку, в том числе о поставках двух миллионов пар обуви… Если все это и было поставлено во Владивосток, то до фронта в значительной степени так и не дошло», — пишет доктор исторических наук А. В. Ганин[351].
В Красной армии лапти тоже не являлись чем-то из ряда вон — Чрезвычайная комиссия по снабжению войск лаптями работала не впустую. Однако ценой огромных усилий острый дефицит обуви в РККА был снижен еще до конца войны: 1,8 миллиона пар обуви только во втором полугодии 1919-го, еще 5,8 миллиона пар вкупе с миллионом портянок в 1920-м — цифры, говорящие сами за себя[352].
В советские годы производство обуви было поставлено на широкую ногу. Понятно, что в печати история этой отрасли легкой промышленности велась от 1917 года, а успехи первых пятилеток подавались как безоговорочная победа над Англией, Германией и Францией и приближение вплотную к показателям США как по количеству, так и по качеству продукции[353]. О таких случаях, как приглашение в 1930 году американских рабочих в «Грознефть» для оказания помощи в ремонте обуви, для которых вдобавок не подготовили ни жилплощади, ни рабочих мест, не говорилось[354]. Тыловое ополчение в начале 1930-х испытывало те же проблемы с обувью, что и инородцы в Русской императорской армии в 1916 году. Оно было обеспечено обувью только на 30–40 %, десятки тылополченцев не могли выходить на работу или грели пятки у костра, а на 1934 год Военно-хозяйственное управление РККА закладывало 26 тысяч пар обувки[355].
Когда началась Великая Отечественная война, а с обувью и сырьем для ее производства вновь, как и в Первую мировую, возникли колоссальные проблемы, их решением занимался целый ЦНИИ заменителей кожи. Выходом стало использование усовершенствованной кирзы, из которой производились не только сапоги, но и кобуры. В тот же период весьма редко, но все же отмечались вопиющие инциденты, подобные происшествиям в эвакуационном госпитале № 3337 в первой половине 1943 года. Его начальник майор медицинской службы Федотов приказывал спороть с импортных ботинок «весь низ» для пошива новых сапог замполиту эвакогоспиталя капитану Тодорову, затем пустить носилки на выделку обуви ему же и себе, из трех пар кожаных тапочек получались женские туфли… Немудрено, что царившая в эвакогоспитале обстановка была признана «нездоровой»[356].
348
349
350
351
353
354
355