Все мои усилия за совместно работать, гнаться за неприятельские аероплани, кыторыя бросают бомбы, стреляют из пулеметы и на водят панику в наш тил, все мои прозьбы здобытся с бомбы и бросать в неприятелские полчища остались без резолуцу. Никто не предпринимает ничего, и другого не допускаят, а за все мои усилия, за мой труд мне считали соперник и ждали момента отнять моего аппарата и прогнать меня, только одьно мне задержовало до уходы на генерала Радко Димитриева из нашей армии что я для тяжесть себе перед нашим летчикам назвал племянник на генерала, как только смонили генерала наш за начальник поручик Мойсеенко исполнил свое желание, по самом безбожном начины отнял мой аппарат а я, т. е. меня отправил в тюрму за мой старания, за мой труд, полети. Вместо симпатии, вместо вознаграждение, получил зависть, насилия арест, голодал и может быть в Россия и жизнь потеряю за мое русофилство, за мои симпатии к нашей Великой освободителницы Россия.
Никогда я не ожидал что в Руссия найдутся такие безмилостния люди, не ожидал что благородная руская душа могла так жестоко, набросится на меня, каторый рады святое славянское дело, бросил родину. Службу с гордость желал отдать жизнь, для общо славянское благо в борьбы против тевтонов. Руссия освободила нас болгары, я с службу знать то, что зделали наши Освободители которыя обогрыли своей кровью болгарския поля.
Насколько мой силы позволяет я был готов и жизнь не жалел; но благодаря люди которыя чтоб добиться, могут оничтожить человека я зделался жертвой.
После ухода генерала Радко Димитриева, поручик Мойсеенко постигнул своя цель, несколко раза бегал в щтаб армии и в ночь 7 Мая 12 часа пришол с двумя офицерами из контра разведочное отделения, зделали мне обыск, и арестовали мне, через восемь дней, возвратились все май документи и кореспонденция и отправили в Львов к Вам Ваше Императорско Высочество, из штаба мны сказали что Вы мне дадите мой документи и освободит. Но к большом сожеление наш началник и здесь мне отрекомендувал по своему и из гр[ада] Львов мне под стражей гнали из тюрма в тюрма, я голодал, простодился и по настоящем я болен и нахожусь в Николаевском военном госпитале, будо искать защита и содействие через всех Болгарские и иностранные газеты и Болгарское посольство, так как за мине никто не интересуется и лежу в аресте, вместо чтоб был в курсе своей любимой авиаций и был полезным для славянское дело.
Обращаюсь к Вам с прозбой Ваше Императорское Высочество, если в Россия есть правда и Бог. Покорнейше прошу поскорей выесныть мое тежелое положение, так как не знаю за что именно я арестован, а так же и истребование от казны заслуженое мне содержание, так как я нахожусь без всяких средства для проживание. Надеюсь что дадите мне возможность изполнить свой свещенный долг как славянин в области воздохоплавание.
Преданный Вам болгарин летчик чиновник Черкезов
Гр[ад] Петроград 1915 год»[534].
Итак, болгарский доброволец продемонстрировал отнюдь не выдающиеся навыки управления аэропланом, переучивался за счет казны в течение полугода и был принят на службу. Уже состоя на ней, был вынужден летать в неблагоприятных атмосферных условиях. Пререкался с начальником авиаотряда и явно не без причин — во всяком случае, нарекания в адрес поручика Н. Н. Моисеенко-Великого имелись и у Ткачева[535]. Черкезова наверняка притесняли, или делали его объектом насмешек. В свою очередь он кляузничал, умудрившись наябедничать даже в письме на имя великого князя. И, наконец, назывался племянником генерала Радко-Дмитриева, прикрываясь его именем. На волне шпиономании Черкезов добился своего — привлек к себе внимание, правда, вряд ли такое, на которое рассчитывал. Самое трагикомичное в этой истории то, что великий князь Александр Михайлович уважил Черкезова еще до написания тем пространного письма с просьбой. Полагая невыплату болгарскому авиатору жалования следствием недоразумения, шеф авиации просил Радко-Дмитриева выдать его мнимому племяннику 300 рублей.
Однако и на этом приключения Сотира Черкезова не закончились. Случившись в Петрограде накануне Октябрьской революции, он вместе с рабочими Путиловского завода штурмовал Николаевский вокзал. Черкезов лично познакомился с Лениным и даже выполнил его поручение проверить пригодность аэродрома в Гатчине[536].