Другая статья написана рядом военврачей и называется «Удар». Она состоит из письма какой-то Лиды из Саратова своему мужу Валентину в действующую армию и ответа группы военных врачей. Лида в «лирическом тоне» пишет своему мужу о том, что она полюбила другого и благословляет его жить счастливо под ярким солнцем холостяка. Военврачи в мягких тонах называют Лиду шлюхой, а ее нового мужа подлецом. Эта статья напомнила мне собственную жизнь и поступок Марийки и Якова62. Если бы было возможно, я бы обязательно послал им эту статью с некоторыми своими комментариями.
Верхнежировский рассказал о многих ейчанах. Пятова встречал в Тбилиси в армии. Головатый в Тбилиси командир одного из военных заводов. Марков там же управляющий военными подсобными хозяйствами. Видел там же П. Н. Феклу. Он получил назначение в какой-то госпиталь. Госпиталь Воскресенского разбит. Илюшечкин в армии, Иваниченко, Афанасьев, Зипушилов тоже. Азамата исключили из партии. Никитинов где-то в Армении. Арутюнов, Буренко и Иван Артемович захвачены немцами в Майкопе, Добробаба вырвался.
Встречал где-то по дороге Вольнова с семьей. Дал ему и Беккеру с семьей лошадей. Ночью Вольнов удрал с лошадьми. Беккер плакал. Верхнежировский дал ему другую лошадь. Девочки из батальона Марченко и Шкурко награждены. Многие ейские ребята погибли в Новороссийске.
19 ноября 1942 г.
Сегодня внезапно произошли крупные изменения в моей жизни. Ряд товарищей из отряда Горского-отца – Растопчина, Иотоса и Меняйлоса направили в Геленджикский военкомат. Дали направление Науменко Д., который находится в лагере. Меня, Мисюру, Горлицкого, Романова, Пушкарского, Горского-сына и Иванченко тоже якобы направили в военкомат, однако вместо этого комиссар Науменко Александр, директор Ейского хлебозавода, привел нас в кавалерийский дивизион 56‑й армии в той же станице и сдал капитану Любимову в кавалерийский эскадрон на передовую.
Жулики, даже не имели смелости и честности заявить прямо, что они направляют нас на передовую. Сейчас нас определили на новую квартиру (меня, Иванченко и Горского), остальных уже забрали во взвод. Завтра или на днях определят и нас. В конце концов, это будет лучше, т. к. мы будем находиться в Красной Армии и нести настоящую службу.
С ребятами мне даже не пришлось проститься. Возмутило меня поведение Салова – секретаря парторганизации, который не пожелал сказать, куда нас направляют. Верхнежировскому я сказал: «Напрасно, Иван Васильевич, вы не захотели со мной поговорить». Он ответил: «Все равно, не увидимся больше».
– Вот на прощанье и нужно бы поговорить.
– Ну, давай поговорим.
И он пошел со мной до моста. Я вкратце охарактеризовал ему положение вещей и сказал, чтобы он поговорил с ребятами. В конце концов, его «купили» и провели. Они не отпускали его ни на минуту от себя, втерли ему очки, рассказали, что все бойцы охотно идут в тыл, что с ними проводилось собрание и т. д. В самом же деле ничего этого не было. Я сказал Ивану Васильевичу, чтобы он поговорил с ребятами и узнал действительное положение вещей. Не знаю, будет ли он говорить. Но отряд и сегодня не ушел. Безусловно, если они и пойдут, при такой организации, то просто бессмысленно погибнут, ничего не совершив полезного для своей Родины.
Комиссару стыдно было со мной прощаться. Воображаю, какую характеристику он передал на меня. Конечно, сообщил все невероятное, чтобы дискредитировать.
Ну, если мы останемся живы и когда-нибудь встретимся при других обстоятельствах, я сумею вывести его деятельность на чистую воду.
Пока я не у дел – мне скучно. Куда меня определят?
20 ноября 1942 г.
Чертовски болит голова и знобит, потому что я мало спал и промок до костей.
Вчера капитан, принимая нас, сказал, что, пока он не оформит нас через военкомат, мы будем отдыхать. Это займет дней пять. Однако вчера же нас поставили в наряд. Я стоял часовым у кухни и кухонного склада. Обязанности этого часового понимаются своеобразно. Я еще носил из колодца воду в котлы, рубил дрова, поддерживал огонь под котлами, будил поваров. Сменился я в час ночи. Долгое время не мог уснуть: кусали блохи и мешали мины, рвавшиеся у самой станицы.
На рассвете меня разбудили и отправили за сеном в горы за 5 км. Все время моросил мелкий пронизывающий дождик. Сена было косить негде. Там, где оно было, его уже скосили. Осталось в терновниках, где косить невозможно. Кое-как накосил ящик. Привезли, а лейтенант Архипов сказал, что мало. Дорога ужасная: вязкая глина почти в колено. На гору пустую бричку еле вытянула тройка лошадей. Интересная деталь: на дороге лежит сдохшая лошадь. Волки выгрызли ей зад и вытянули внутренности.
62
Яков (фамилия не установлена) – летчик, выпускник Ейского авиационного училища, в которого влюбилась жена отца Мария Михайловна и уехала вместе с ним из Ейска.