Фронтовой дневник (1942–1945) [litres]

4.Терек, сжатый за горло первозданной плотиной,Словно буря ревел, грохоча и плюя.И мне вспомнились вдруг тишина… пианино…Вальс… и девушек, школьных подружек, семья.Танцевали не все… Возле сцены стоялаТа, к которой меня подводила судьба.Наблюдала она. И улыбка блуждалаНа ее чуть припухших розоватых губах.Краткий взгляд на меня. И вспорхнули ресницы.Колыхнулась и прядь золотистых волос.А в груди моей сердце подстреленной птицейтрепыхалось. И я будто к полу прирос.Это было начало. Ты, родная, припомни.Я, как тень, за тобой целый год проблуждал.Неприступная! Было страдать нелегко мне,И я в горы ушел, штурмовать перевал.Я стоял на вершине, усталый, но гордый,Изумленно вперед устремлялась рука.Скалы к солнцу тянули синеватые морды,А в теснине далекой рокотала река.Я стоял на вершине. Серебряный ветер,Словно льдины, над сопкой проносил облака.Я мечтал о тебе, как страдающий Вертер,И, далекая, ты мне казалась близка.5.Вдалеке, как обломки исполина-алмаза,У лазурного неба излучались хребты.Солнце ярче сияло в эпицентре Кавказа,Ослепляли, как призмы, первобытные льды.По острогам и склонам, натыкаясь на скалы,Устремлялись потоки бело-пенной воды,И на солнце сверкали, как стальные кинжалы,Водопады, пронзая тело нижней гряды.Над ущельем дорога, как змея извиваясь,В ту долину вела, где виднелись леса,А за ней начиналась страна золотая,Где, как море, лазурно-глубоки небеса.В той стране, в необычностях горного спортаЯ хотел исцеленье души получить.Но не знал я, что в мире нет такого курорта,Где бы можно людей от любви излечить.Я давно полюбил серебристые горы.Там любовь моя стала, как хмельное вино.Я к любимой ушел на степные просторы,Чтобы взять, что природой мне было дано.И теперь я люблю их, но иною любовью.Здесь из чаши страданий я довольно испил.Я полил эти сопки своей собственной кровью,Штурмовал их в боях и в атаки ходил.И мне каждый здесь камень, развороченный бомбой,Миной срезанный куст и примятый цветокСтали дороги мне, словно это был дом мой,Где семейного счастья струился поток.Двадцать лун проколесилиПо небесам свой вечный кругС тех пор, как мы с тобой простились,Любимый мой, далекий друг.Я сменился с поста…Устоявшейся жизнью – жила оборона,У блиндажей румыны поднимали возню.Рвались мины в лесу, позади пулеметы,Как голодные псы, затевали грызню.Иногда доносилась немецкая ругань,Распекал офицер непокорных румын,И тогда примирял их навеки ВетлугинПарой посланных метко неожиданных мин.6.Я, по правде сказать вам, гражданская личность.Миллионы таких на советской земле.Уходя на работу к семи, как обычно,Я спокойно трудился порядочно лет.Как ударник, всегда я работал отлично,Свое дело любя, им гордился как мог,И две нормы за смену, сработанных лично,Плюс подмога друзьям – вот душевный итог.Когда осенний дождьС утра разводит слякоть,И окнам дотемнаНавзрыд, как детям, плакать,Когда на каждой веткеБлестят алмазы капель68.