Галaтeя

Так для писанья пышнословных книг.
Я пред собою видел путь опасный,
Я трудности грядущие постиг,

Но что могло сломить порыв мой страстный?
Уже восторгом наполнялась грудь,
В ней славолюбья жар пылал прекрасный,

Он облегчал, он сокращал мой путь.
Я возмечтал о подвиге суровом,
Я жаждал воздух тех вершин вдохнуть,

Свое чело венчать венком лавровым,
Апонте в красноречьи посрамив
И в острословьи став Галарсой[26] новым

(Покойник был, как Родомонт, хвастлив),
И, наконец, влекомый заблужденьем,
Осуществить решил я свой порыв;

Я оседлал с великим дерзновеньем
Упрямый рок, привесив за седлом
Одно лишь право следовать влеченьям,

И поскакал, покинув отчий дом.
Читатели, тут нечему дивиться, —
Вы все знакомы с этим скакуном,

И где бы вам ни выпало родиться, —
В Кастилии, или в земле другой, —
До гроба всяк изволь на нем носиться!

А конь таков: он то летит стрелой,
То тащится, как мерин хромоногий,
Как будто воз он тянет за собой.

Но невесом поэта скарб убогий,
Богатствами поэт не наделен.
Когда пошлют ему наследство боги,

Его умножить не умеет он,
Швырнет дублон, как мелкую монету, —
Тому виной — великий Аполлон.

Лишь он внушает замыслы поэту.
Кто чтит его божественный закон,
Тот не сойдет на низкий путь наживы,

За прибылью не гонится ни в чем.
В себе лишь бога чувствуя призывы,
Поэт священным шествует путем,

Возвышенный, иль строгий, иль шутливый,
То воспоет он ярой битвы гром,
То нежные любовников обеты,

Величье гор, иль прелесть ручейка,
И дни его виденьями согреты,
И жизнь подобна жизни игрока.

Ткань, из которой созданы поэты,
Упруга и податливо-мягка.
Их по земле ведет воображенье,

Их носит прихоть на крылах живых,
Восторги им дарует вдохновенье.
Не звон червонцев, но звенящий стих —

Вот власть их, вот их сила, вот услада!
Пускай молва что хочет врет о них!
Я сам, друзья, поэт такого склада.

Как лебедь, голова моя седа.
С вороньим хрипом в месяц листопада
Схож голос мой, простуженный всегда.

Не обтесали мой талант нимало
Ни тяжкий труд, ни долгие года.
Не раз, когда вскарабкаться, бывало,

На колесо Фортуны я хотел,
Оно капризный бег свой прекращало.
Но все ж, узнать желая, где предел,

Который мне определило небо,
Каков высоких помыслов удел,
Я захватил немного сыру, хлеба —

Столь малый груз не отягчал в пути —
И скакуна погнал к чертогам Феба[27].
Я восклицал: «Отечество, прости!

Прощай, Мадрид, и ты прощай, о Прадо[28],
И нищий кров, приют мой с юных дней,
Прощай, фонтанов летняя прохлада,

И вы, беседы в обществе друзей,
Единственная помощь и отрада
Для тех, кто ищет места потеплей!

Прощай, моя прекрасная столица,
Земля богопротивной старины[29],
Где в стан гигантов Зевсова десница

Метала громы[30] с горней вышины,
Где глупость балаганами гордится,
В которых лишь глупцы вознесены.

Прощай и Сан Фелипе[31], на котором
(Как суеслов венецианский[32] врет,
Читателей питая всяким вздором)

Турецкий пес гуляет взад-вперед,
Где наш идальго свой блюдет декорум,
Хоть подвело от голода живот.

Я не хочу ни тенью стать, ни тленом,
Я от себя, от родины бегу!..»
Так рассуждая, подошел я к стенам,

Белевшим на приморском берегу, —
То город, что зовется Карфагеном.
Поистине, я вспомнить не могу

Средь гаваней, доступных мореходам,
Открытых солнцу и морской волне,
Другой, равно известной всем народам!

Еще дремал в рассветной тишине
Весь окоем под бледным небосводом,
И вспомнил я о том великом дне,

Когда под гордым стягом Дон Хуана[33]
Я, скромный воин, не жалея сил,
Не думая, грозит ли смерть иль рана,

С достойнейшими славу разделил
В бою, где мы громили рать султана,
Где, потеряв и мужество и пыл,

Свои знамена он покрыл позором.
Уже зари алела полоса,
А я глядел нетерпеливым взором

Туда, где с морем слиты небеса:
Не вьются ли над плещущим простором
Наполненные ветром паруса?

И вот внезапно в просветленной дали
Галера встала, как виденье сна.
Распущенные флаги трепетали,

Она была громадна и стройна.
Моря еще подобной не видали,
Не возлагал Нептун на рамена.

Едва ль Юнона в гневе за обиду
Стремила в бой столь грозный галион,
Едва ли Арго, мчавшийся в Колхиду[34],

Был так богато, пышно оснащен.
Меж тем заря, свою подняв эгиду,
Пожаром охватила небосклон,

И в полной славе солнце показалось.
Вот судно в гавань медленно вошло
И мягко на волнах заколыхалось.

Загрохотали пушки тяжело.
Толпа давно ждала и волновалась,
И нетерпенье зрителей росло.

Приветственная музыка звучала,
Звенели скрипки, вторил флейтам рог.
Корабль остановился у причала,

И в свете солнца каждый видеть мог,
Как все на нем изяществом дышало.
Но вот спустили на воду челнок,

Матросы, златотканными коврами
Его устлав, на весла перешли,
И, двинутая мощными гребцами,

Уже ладья касается земли.
Тогда явился некий муж пред нами,
Его вельможи на руках несли.

Едва увидев облик величавый,
Уже я знал, отколь он, кто таков:
И жезл в руке[35], как символ мысли здравой,

И крылья ног — то вестник лжебогов,
Расчетливый, суровый и лукавый,
Меркурий к нам спустился с облаков,

Так часто в Рим, на землю славы бранной,
Для хитрых козней нисходивший бог.
Он осчастливил этот брег песчаный

Прикосновеньем окрыленных ног,
И, пламенным порывом обуянный,
Пред гостем нищ упал я на песок.

Ко мне Меркурий с речью обратился
И вопросил торжественным стихом:
«Адам поэтов[36], как ты опустился!

Сервантес, ты ль в обличий таком?
Зачем в дорогу нищим ты пустился?
К чему висит котомка за плечом?»

Я, встав, сказал с улыбкой виноватой:
«Сеньор, я отправляюсь на Парнас,
Но, нищетой измученный проклятой,

26

Галарса. — Речь идет о Бертране де Галарса; он пользовался большой популярностью в Мадриде и Севилье как мастер рассказывать анекдоты, за которые неоднократно подвергался тюремному заключению.

27

…к чертогам Феба — то есть на Парнас.

28

Прадо — аллея в старом Мадриде, излюбленное место для прогулок.

29

Земля богопротивной старины — то есть языческой старины.

30

…в стан гигантов Зевсова десница метала громы… — По преданию, Испания была местом битвы между Зевсом и титанами.

31

Сан Фелипе — место в Мадриде, куда собирались для того, чтобы узнавать новости дня.

32

Суеслов венецианский. — Речь идет о венецианских газетах. Первая газета в Европе стала выходить в начале XVII века в Венеции. Они продавались за монету «gazetta», которая имела тогда хождение в Венеции.

33

…под гордым стягом дон Хуана… — Речь идет о доне Хуане Австрийском (1547—1578), побочном сыне Карла V, под командой которого была одержана победа над турецким флотом в заливе Лепанто 7 октября 1571 года.

34

…Арго, мчавшийся в Колхиду… — По преданию, Юнона (Гера) помогла аргонавтам, отправлявшимся за золотым руном в Колхиду, выстроить корабль из пелионских сосен, причем в переднюю часть судна был вложен кусок от наделенного человеческой речью додонского дуба.

35

..жезл в руке… крылья ног… — Меркурия изображали в виде юноши с крыльями на подошвах, с золотым жезлом в руке.

36

Адам поэтов — то есть старейший из поэтов.