– Задвинь обслугу, – через плечо приказал Ощипков.
Один из кожаных мордоворотов молча повернул Аню лицом к двери, вытолкал и закрыл дверь.
Сидящие за столом работники Школы переглянулись, посмотрели на директора.
Шерстнев поднялся, не меняя выражения лица.
– Выйдите, пожалуйста. Закончится совещание, я вас приму.
– Я тебе щас всё кончу! – скривил губы Ощипков. – Какого хера ты прицепился к моему парню?! Чем он тебе не угодил?! Учится хорошо, разбирается в математике… А что его немного заносит, так ведь он бывший детдомовец. Это понимать надо!
– Как вы разговариваете с директором?! – возмутилась Александра Максимовна, отвечающая за работу столовой.
Ощипков наставил на неё палец:
– Не твоё дело, толстуха! Сиди, пока не спрашивают. Короче, директор, больше повторять не буду! Ещё раз услышу от своего парня жалобу, пеняй на себя, понял? Школу закроют!
– Выйди вон! – ровным голосом сказал Шерстнев.
– Чего?!
– Выйди вон!
– Да я тебе… – шагнул к столу Ощипков.
Сидящие за столом вскочили.
В тот же момент дверь в кабинет открылась, вошёл Дмитрий Булавин, не уступавший габаритами ни охранникам Ощипкова, ни ему самому. К тому же он был выше всех чуть ли не на голову.
– Что тут происходит, господа-товарищи?
Ощипков оглянулся:
– Эт-то ещё что за орясина? Михась, выведи его!
Круглолицый Михась, стриженный под ноль, двинулся к Булавину и вдруг согнулся, будто у него внезапно заболел живот. Дмитрий перехватил его могучую руку, распахнул дверь и одним движением толкнул в приёмную. Закрыл дверь, обернулся.
– Прошу внимания, господа-товарищи. Если вы не уберётесь отсюда по-хорошему, я буду действовать по-плохому, хотя и в рамках закона. Как поняли? Приём!
– Фак ю! – изумился Ощипков. – Ты хто такой?
– Сам ты марикон[21], – ответил Дмитрий. – Я волостной старшина. Стоит мне свистнуть – и сюда сейчас примчится взвод местных казаков. Вас или четвертуют, или повесят, народ тут суровый.
Гости переглянулись.
В дверь ломанулся обиженный Михась, но получил звонкий щелчок в лоб и скрылся за вновь закрывшейся дверью.
На лице Ощипкова отразилась задумчивость.
– Ты это… не имеешь права…
– Имею! – веско произнес Булавин. – Ну, так как? Звать казаков?
– Ладно, пошли отсюда, – принял решение бывший боксёр, направился к двери, оглянулся: – Но мы ещё встретимся!
– Очень буду ждать этого момента, – иронически поклонился Булавин. – Я предупрежу кого следует, так что встреча будет интересной и содержательной. И охрану Школы усилю на всякий случай, чтобы не пускала сюда всякий сброд. Да, и советую забрать своего приёмного сынка, ему здесь не место.
– Посмотрим, – хмыкнул Ощипков, исчезая за дверью.
За ним, косолапя, сверкая глазами из-под нахмуренных бровей, выбрались парни в коже.
В кабинете стало тихо.
Шерстнев потёр подбородок ладонью, пребывая в некотором замешательстве.
– Разве у нас в деревне есть казаки, Дмитрий Михеевич?
– Нет, так будут, – пожал плечами Булавин, направляясь к выходу. – Занимайтесь своими делами, друзья, извините за шум.
Дверь закрылась.
Подчинённые Борислава Тихоновича, ошеломлённые простотой развязки скандала, посмотрели на него. Он развёл руками:
– Ну-с, продолжим, господа-товарищи?
Глава 16
ПИСАТЕЛЬ – НЕ ПРОФЕССИЯ
Жуковка
«Город будто вымер.
Нависшие над ним фиолетово-чёрные тучи, подсвеченные снизу багровым, готовили ливень с градом, и по улицам свистели сквозняки, поднимая тучи пыли, неся в серых струях пластиковые бутылки, банки, обрывки бумаги, листья деревьев и тряпьё.
Вересов затравленно огляделся. Бежать было некуда. Повсюду стояли вросшие в асфальт остовы легковушек, автобусы и трамваи. Некоторые из них выглядели как скелеты гигантских динозавров, слонов и носорогов, так они были изогнуты, искажены и изломаны.
Послышался гулкий топот копыт. В конце улицы показался всадник на гигантском коне. Всадник состоял из двух половин – чёрной и белой, а за его плечами виднелись, напоминая крылья, рукояти двух мечей: абсолютно чёрного и сияюще-белого.
Вересов замер, понимая, что спасения нет…»
Владлен отложил ручку, откинулся на спинку кресла, чувствуя лёгкий звон в ушах: душа и тело требовали отдыха.
Четвёртая глава романа тоже давалась трудно, требуя обработки большого количества информации, которую нельзя было подавать в лоб. Читатели изменились, удивить их было нелегко, а заставить думать – и того труднее, приходилось идти на изощрённое упрощение сюжета, чтобы через действие донести до людей основную идею романа, его главную мысль.