Откуда-то издалека доносился голос Пивза, носящегося по коридорам и распевающего победную песенку собственного сочинения:
— Всем веселиться! Ведь Поттер наш крошка
Оставил от Волдика рожки да ножки!
— Да уж… Исчерпывающе характеризует весь масштаб и трагичность событий, — сказал Рон, открыв дверь и пропуская вперед Гарри и Гермиону.
Ощущение счастья и долгожданной победы непременно наступит, думал Гарри, но в данный момент оно заглушалось невероятной усталостью и болью от потери Фреда, Люпина и Тонкс, мысли о которых отзывались уколами в сердце с каждым шагом. И все же самым сильным чувством, переполнявшим его сейчас, было огромное облегчение и почти непреодолимое желание поспать. Но сначала он должен был объясниться с Роном и Гермионой, с которыми он провел столько времени вместе, — они должны были узнать правду. Во всех подробностях он рассказал друзьям о том, что видел в думоотводе и что случилось в лесу. Его друзья даже не успели выказать свое потрясение и удивление от услышанного, когда они достигли того места, куда, с общего молчаливого согласия, шли во время всего разговора.
Горгулья, охранявшая вход в кабинет директора школы, была отодвинута в сторону, вид у нее был слегка перекошенный и потрясённый, явно от выпивки. Гарри даже задался вопросом, сможет ли она в таком состоянии вспомнить пароль.
— Мы можем подняться? — спросил он у горгульи.
— Проходите, — простонала статуя.
Они перелезли через неё и по спиральной лестнице двинулись вверх. Наверху Гарри открыл дверь. Он успел мельком заметить думоотвод на столе, там же, где он его оставил, как вдруг невероятный шум заставил его вскрикнуть и подумать о заклятиях, возвращении Упивающихся Смертью и воскрешении Волдеморта… Но это были всего лишь бурные овации. Все портреты на стенах кабинета — бывшие директоры и директрисы школы — аплодировали ему стоя, махали шляпами или париками, пожимали друг другу руки через рамы и танцевали в своих нарисованных креслах. Дайлис Дервент, не стесняясь, плакала; Декстер Фортескью радостно взмахивал своей слуховой трубкой; Финеас Найджеллус высоким тонким голоском выкрикивал: «Факультет Слизерина тоже вложил свою лепту в общую победу! Не забывайте об этом!»
Но Гарри смотрел только на самый большой портрет в кабинете, мужчина на котором стоял прямо за спинкой директорского кресла. Слезы катились по его щекам из-под очков с линзами в виде полумесяцев и исчезали в длинной седой бороде. Вид его был преисполнен гордости и благодарности, и это зрелище исцеляло душу Гарри так же, как и песня феникса.
Наконец Гарри поднял руки, и портреты почтительно замолчали, счастливо улыбаясь и утирая слезы, ожидая, что он им скажет. Однако все слова Гарри адресовал исключительно Дамблдору. Пусть он сейчас валился с ног от усталости, от него требовалось еще одно усилие — попросить последнего совета.
— То, что было спрятано в снитче… — начал он, — я обронил это в лесу и не собираюсь туда возвращаться, чтобы найти. Вы согласны с таким решением?
— Да, мой дорогой мальчик, согласен, — ответил Дамблдор. Его товарищи с других картин выглядели заинтригованными и озадаченными. — Это очень мудрое и мужественное решение, и именно такого я от тебя и ожидал. Кто-нибудь еще знает, где оно упало?
— Никто, — сказал Гарри, и Дамблдор удовлетворенно кивнул.
— Я собираюсь оставить подарок Игнотуса у себя, — сказал Гарри, и на лице директора отразилась сияющая улыбка.
— Конечно, Гарри, он твой навеки, пока ты не передашь его кому-то еще.
— И еще кое-что…
Гарри взял Старшую палочку. Рон и Гермиона посмотрели на неё с таким благоговением, какого ему не хотелось бы видеть даже во сне.
— Она не нужна мне, — сказал Гарри.
— Что?! — воскликнул Рон. — Ты с ума сошел?!
— Я знаю, что она обладает большой силой, — устало сказал Гарри. — Но моя прежняя палочка нравилась мне гораздо больше… так что…
Он порылся в мешочке, висевшем у него на шее, и достал оттуда две половинки палочки, соединенных между собой лишь пером феникса. Гермиона сказала, что палочку невозможно починить — повреждения слишком серьезные. Если это не поможет, то надеяться было не на что. Он положил сломанную палочку на стол, коснулся её концом Старшей Палочки и произнес: «Reparo!»
Когда сломанные края соединились и из её конца посыпались красные искры, Гарри понял, что все получилось. Он взял в руки любимую палочку и почувствовал тепло в пальцах, словно рука и палочка праздновали встречу после долгой разлуки.
— Я положу Старшую палочку туда, — сказал Гарри Дамблдору, который смотрел на него с невообразимой любовью и восхищением, — откуда её взяли. Она может оставаться там навсегда. Если я умру сам, как Игнотус, её сила исчезнет, правильно? Потому что прежний владелец палочки не был побежден. И так она закончит свое существование.
Дамблдор кивнул. Друзья улыбнулись друг другу.
— Ты уверен? — спросил Рон, глядя на Старшую палочку, и в его голосе явно слышались тоскливые нотки.
— Думаю, Гарри прав, — тихо сказала Гермиона.
— От этой палочки больше неприятностей, чем пользы, — сказал Гарри. — И, если честно, — он отвернулся от портретов, думая только об уютной постели, которая ждала его сейчас в Гриффиндорской башне, и о том, что было бы неплохо, если бы Кричер принес туда сэндвич, — у меня было столько проблем, что их хватит на всю оставшуюся жизнь.[52]
Эпилог — Девятнадцать лет спустя
-
Осень в этом году наступила удивительно быстро, и по утрам хруст инея под ногами напоминал о спелых яблоках. Пар от дыхания сливался с клубами автомобильных выхлопов, и в этой серебристой мгле небольшая семья торопливо пересекала оживлённую трассу возле большого здания вокзала. Родители толкали перед собой два тяжёлых на вид чемодана, на каждом из которых громыхала клетка с недовольно ухающей совой. Маленькая рыжеволосая девочка застенчиво пряталась за спинами двоих братьев, сжимая руку отца.
— Ещё чуть-чуть, и ты тоже сможешь поехать, — сказал ей Гарри.
— Целых два года! — Лили захныкала. — А я хочу прямо сейчас!
На вокзале ранние пассажиры с любопытством разглядывали сов, пока семейство пробиралось к барьеру между девятой и десятой платформами. Сквозь шум до Гарри донёсся голос Альбуса. Он, похоже, всё продолжал спорить со своим братом — за этим занятием они провели всё утро.
— Неправда! Я не попаду в Слизерин!
— Джеймс, отстань от него, — строго сказала Джинни.
— Я только предположил, что он может туда попасть, — ухмыльнувшись, Джеймс взглянул на младшего брата. — Что тут такого? Может, и в Слизерин…
Однако, поймав взгляд матери, Джеймс мгновенно умолк. В следующую минуту семейство Поттеров подошло к барьеру. Джеймс чуть насмешливо глянул через плечо на младших, затем взял у матери чемодан, бегом покатил его к барьеру и исчез.
— Вы ведь будете мне писать? — тут же спросил Альбус, пользуясь отсутствием брата.
— Каждый день, если хочешь, — ответила Джинни.
— Нет, только не каждый, — Альбус встревожился. — Джеймс говорит, большинству родители пишут раз в месяц, а то и реже.
— В прошлом году мы присылали Джеймсу по три письма в неделю, — Джинни улыбнулась.
— Так что не стоит верить всему, что твой брат рассказывает о Хогвартсе, — вставил Гарри. — Он любит пошутить.
Бок о бок с сыном они толкали тележку, ускоряя шаг. Когда барьер приблизился, Альбус моргнул, но столкновения не произошло. Вместо этого вся семья оказалась на платформе девять и три четверти, тонувшей в облаке дыма из трубы алого Хогвартс-экспресса. Неясные силуэты людей едва угадывались в белой пелене, и через минуту Джеймс, юркнувший в туман, тоже исчез из виду.
— Где же они? — взволнованно спросил Альбус, вглядываясь в дымку.
— Мы их найдём, — успокоила его Джинни, и семейство зашагало по платформе.
Пелена была почти непроницаемой, и узнать в ней кого-то казалось невозможным. Знакомые голоса, раздававшиеся со всех сторон, звучали непривычно громко. Гарри почудилось, что где-то рядом он слышит Перси, рассуждающего о новом уставе о мётлах, и он был рад, что можно спрятаться в тумане и не здороваться.
52
Дата последней редакции: 09.09.2007
Переводчики: The Phantom и Соболевский
Бета: Sige
Гамма: