Отношение сербских газет к участникам покушения было сдержанным. Ведущая сербская газета «Политика» 29 (16) июня поместила на первой полосе под заголовком «Смерть Франца Фердинанда» подробное изложение событий, произошедших в день покушения, назвав убийство эрцгерцога «кровавым актом».
Уже в этом номере «Политики» да и в других сербских газетах за то же число сообщались данные о заговорщиках — «типографе Чабриновиче» и «гимназисте Принципе». Что касается последнего, то его биография изложена в газете так: «Заговорщику Гавриле Принципу 19 лет. Он родился в Грахове… Ранее учился в университете в Белграде. На допросе в полиции он заявил, что уже давно по национальным причинам хотел убить какую-нибудь высокопоставленную персону… Принцип отрицает, что у него имеются соучастники».
Назавтра «Политика» сообщила новые детали об аресте Принципа: «После покушения подскочили офицеры и жандармы и сильно его избили. Он был весь в крови. Особенно пострадали его руки и голова. Когда его привели в полицию, то первым делом вынуждены были дать ему умыться, а потом перевязать его».
В последующие дни интерес сербских газет к личностям тех, кто готовил покушение в Сараеве, не то чтобы снизился, но отошел на второй план. Сербская пресса всё больше втягивалась в пропагандистскую войну с прессой австрийской, которая буквально сразу же обвинила Белград, что он имеет отношение к убийству эрцгерцога.
Первого июля (18 июня) «Политика» возмущенно отмечала: «…не прошло и полдня после выстрела из револьвера Принципа и испуганные следователи еще не успели провести первые допросы, а австрийская печать уже известила мир о «бомбах из Сербии». Сербия виновата в том, что произошло, а без Белграда ничего бы этого не случилось! Эту фразу в Вене повторяют в любой неудобной для себя ситуации, и это — ответ на те страшные вещи, которые творятся во всей Австро-Венгерской монархии».
Далее газета перечисляла те волнения, которые происходили в империи, и риторически спрашивала: «Неужели и в этом виновата Сербия?» «Откуда родом Принцип и Чабринович?!» — восклицала она, намекая, что мотивы покушения у них возникли во время жизни в Австро-Венгрии.
«Когда в Белград пришла весть о покушении, Сербия честно и искренне сказала свое слово, — отмечала «Политика». — Всё наше общество выразило сожаление в связи с этим убийством и согласилось с тем, что путь, которым пошли заговорщики, не есть правильный и единственный путь, который может помочь своему народу. Но когда и после этого на всю Сербию обрушиваются с клеветой и когда ее пытаются посадить на скамью подсудимых, в этом случае право и обязанность Сербии состоит в том, чтобы указать, где находится зло».
Только 19 (6) июля на первой странице «Политики» была опубликована фотография Принципа с подписью, что это и есть тот самый человек, который совершил покушение в Сараеве.
Другими словами, никакой «героизации» заговорщиков в это время не наблюдалось. Это уже потом Принцип, Чабринович, Грабеж и другие участники заговора стали именоваться «видовданскими героями», а Принцип был признан первым из них. Но в июле 1914 года до этого было еще далеко.
Более того, вступив в пропагандистские битвы с австрийской прессой, сербские газеты весьма охотно смаковали версию, что Франц Фердинанд стал жертвой заговора некоторых членов императорской семьи, так как якобы замышлял изменение порядка престолонаследия в пользу своих детей. Об этом писали и «Политика», и «Трибуна», и «Балкан».
Но главное, что орудием тех сил, которые якобы «убрали» эрцгерцога, в контексте этой версии называли и некоторых будущих «видовданских героев», прежде всего Неделько Чабриновича.
В номере «Балкана» от 4 июля (21 июня) появились утверждения, что Чабринович, когда жил в Белграде, находился под «покровительством австрийских властей». Газета явно намекала, что он, возможно, был даже агентом австрийской полиции.
«Сербское правительство предприняло меры к выяснению личностей главных преступников — Принципа и Чабриновича, — вспоминал Василий Штрандман. — Было установлено, что они оба в 1914 году проживали в Белграде, что Принцип заканчивал свое образование и был настолько беден, что заложил свое пальто, чтобы выехать в Боснию, о чем имелась квитанция. Чабринович, служивший в государственной типографии, обратил на себя внимание властей, которые распорядились о его высылке за политическую неблагонадежность. Однако по его, Чабриновича, просьбе австро-венгерское консульство в Белграде обратилось к полиции с заявлением о том, что названное лицо является австро-венгерским подданным, не вызывающим сомнения, и вследствие сего настаивало на предоставлении ему права дальнейшего пребывания в Белграде».
Австрийская печать оперативно опровергла эти утверждения. По ее данным, австрийское консульство всего лишь сообщило, что Чабринович ни в чем предосудительном не замешан. Однако слухи о Чабриновиче — «австрийском агенте» всё равно продолжали ходить. 19 июля сербский «Мали журнал» сообщил, например, что Гаврило Принцип стал жертвой некоего «провокатора». «Принцип был побужден совершить преступление австро-венгерским агентом», — утверждало издание.
Сторонники версии, по которой сербские официальные круги имели отношение к покушению, полагают, что легенда о «провокаторе Чабриновиче» была запущена властями Сербии специально, чтобы отвести от себя подозрения в причастности к убийству. Полностью исключать такой вариант тоже нельзя. В газетах и журналах того времени циркулировали самые разные слухи о мотивах заговорщиков.
Одна из белградских газет поместила письмо, автор которого доказывал, что Принцип — сын эрцгерцогини Стефании, вдовы первого престолонаследника эрцгерцога Рудольфа, погибшего, как известно, при загадочных обстоятельствах.
Десятого июля (27 июня) Белград был потрясен известием о неожиданной смерти русского посланника Николая Гартвига. Он умер во время беседы с австрийским дипломатом бароном Гизлем в здании посольства Австро-Венгрии. Тут же распространились слухи, что австрийцы отравили русского посланника. Однако после вскрытия его тела не было обнаружено никаких признаков яда — Гартвиг скончался от остановки сердца.
Сербское правительство в знак особого уважения к его работе ходатайствовало о погребении Гартвига в Белграде. Российское правительство и семья посланника согласились, и 14 июля состоялись похороны, причем на траурную церемонию пришли десятки тысяч людей, от королевича-регента Александра[31], королевичей Георгия и Павла до обычных горожан, богомольцев и нищих.
Несмотря на некоторые тревожные симптомы (например, передвижение австро-венгерских войск), к двадцатым числам июля стало казаться, что последствия сараевского убийства не будут такими уж ужасными для Европы и мира. Многие европейские политики ушли в отпуска.
22 (9) июля первый секретарь российского посольства в Белграде Штрандман, фактически исполнявший теперь обязанности руководителя дипломатической миссии, встретился с австрийским посланником Артуром Гизлем фон Гизлингером и в ходе беседы заметил: тон австро-венгерской печати в последнее время дает все основания полагать, что идет подготовка общественного мнения к войне. Барон Гизль успокоил его: не надо обращать внимание на то, что пишут газеты. Впрочем, добавил он, сербскому правительству будет вскоре вручена «невинная», как он выразился, нота, и на этом всё закончится. Штрандман поинтересовался содержанием этой ноты. «Ничего страшного», — заверил его австриец. Когда они уже прощались, русский дипломат сказал: «Вы, конечно, можете знать, где война начнется, но никто не может сказать, где она кончится». — «В настоящую минуту нет и речи о войне», — ответил Гизль.
Однако на следующий день Штрандмана попросил срочно приехать министр финансов сербского правительства Лазо Пачу. (В Белграде тогда не было премьер-министра Николы Пашича — он совершал предвыборную поездку — и некоторых других министров, поэтому Пачу оставался «на хозяйстве». Не было в столице и начальника штаба сербской армии воеводы Радомира Путника — он находился в отпуске в Ницце.) Он сказал, что австрийский посланник передал правительству Сербии ноту — точнее говоря, ультиматум, выполнить который потребовал за 48 часов; в противном случае австрийскому посольству предписано покинуть Белград.
31
Тринадцатого июля (30 июня) король Петр издал манифест, которым объявил, что пока «болезненное состояние будет мне… препятствовать вершить мою королевскую власть… именем моим будет властвовать наследник престола Александр». Семидесятилетний король страдал от ревматизма и был почти полностью глух.