– Не надо так говорить.
– Я бы не стал, но вы меня заставили. Справедливости ради вспомните, что вы можете уязвить меня куда сильнее, чем я вас.
– Я знаю, я ужасно неблагодарна…
– ЧЕРТ!!!
Выдержка имеет свои пределы, и Уимзи их достиг.
– „Благодарна“! Господи! Куда мне деться от этого непотребного блеющего прилагательного? Мне не надо благодарности. Мне не надо доброты. Мне не надо сентиментальности. Мне даже любви не надо, я мог бы ее получить – в некотором смысле. Я хочу простой честности.
– Да? Но я тоже всегда ее хочу. Думаю, она недостижима.
– Слушайте, Гарриет. Я все понимаю. Я знаю, что вы не хотите ни давать, ни брать. Вы пытались быть в роли дающего и обнаружили, что того, кто дает, всегда обманывают. А принимать вы не хотите, потому что это очень трудно, а еще потому, что вы знаете: тот, кто берет, в конце концов начинает ненавидеть дающего. Вы хотите, чтобы ваше счастье больше никогда в жизни не зависело от другого человека.
– Это правда. Это самое правдивое из всего, что вы сказали.
– Хорошо. Я это понимаю. Только играйте по правилам. Не надо обострять эмоции, а потом винить в этом меня.
– Но я не хочу ничего обострять. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Вот как! Но вы беспокойная личность. Вечно заварите какую-нибудь кашу. Почему бы не сразиться на равных ко взаимному удовольствию? Я славный боец, как говорил Алан Брек [102].
– И уверены, что победите.
– Только не со связанными руками.
– О. Ну хорошо. Но все это так скучно и утомительно!
Сказав это, Гарриет по-идиотски расплакалась.
– Боже милостивый! – вскричал ошеломленный Уимзи. – Гарриет! Дорогая! Ангел! Изверг! Чертовка! Не говорите так.
Он бросился перед ней на колени, дрожа от раскаяния и волнения.
– Обзывайте меня как хотите, но только не скучным! Я же не такой, как завсегдатаи клубов! Дорогая, возьмите этот, он куда больше и совершенно чистый. Скажите, что вы пошутили! Великий боже! Неужто я все эти полтора года нагонял на вас беспредельную тоску? Как я мог так поступить с порядочной женщиной! Я знаю, вы когда-то сказали, что если за меня кто и выйдет, то только чтобы слушать, как я мелю чепуху, но, наверное, такие вещи скоро приедаются. Что я несу? Чушь, я знаю. Но что же тут поделать?
– Болван! Это нечестно. Вы всегда меня смешите. Я не могу сопротивляться, я очень устала. Вам это ощущение, похоже, незнакомо. Стойте. Пустите. Не надо на меня давить. Слава богу, телефон звонит.
– К черту телефон!
– А если это что-то важное?
Она встала и подошла к аппарату. Уимзи, оставшийся стоять на коленях, выглядел и чувствовал себя в высшей степени нелепо.
– Это вас. Кто-то хочет встретиться с вами в „Бельвю“.
– И пусть хочет.
– Кто-то ответил на заметку в „Морнинг стар“.
– Господи!
Уимзи ринулся через всю комнату и схватил трубку.
– Это вы, Уимзи? Я знал, где вас искать. Это Салли Гарди. Тут один тип требует вознаграждение. Без вас он говорить отказывается, а мне надо писать заметку. Сейчас он у вас в гостиной.
– Кто он такой и откуда взялся?
– Из Сигемптона. Говорит, что его зовут Шик.
– Шик? Разрази меня гром, уже бегу. Слышите, дитя мое? Шик материализовался! Увидимся в половине четвертого.
И он бросился прочь, как ошпаренный.
– Ох, какая же я дура, – сказала Гарриет. – Круглая, непроходимая дура! К тому же со среды ни строчки не написала.
Она достала рукопись „Тайны вечного пера“, с собственного пера отвинтила колпачок и погрузилась в праздные мечты.
Глава XIV
Свидетельствует третий цирюльник
На пороге отеля „Бельвю“ Уимзи столкнулся с Бантером.
– Господин, просивший о встрече с вашей светлостью, находится в гостиной вашей светлости, – сказал Бантер. – Я имел возможность рассмотреть его, когда он спрашивал о вашей светлости на стойке регистрации, но сам ему на глаза не показался.
– Не показались?
– Нет, милорд. Я ограничился тем, что тихо уведомил мистера Гарди о его появлении. Мистер Гарди в настоящее время с ним, милорд.
– Вы никогда ничего не делаете без причины, Бантер. Можно поинтересоваться, почему вы решили придерживаться политики скромного самоуничижения?
– На случай, если в дальнейшем ваша светлость пожелает вести за этой личностью слежку, мне представилось предпочтительным, чтобы у нее не было возможности меня узнать.
– О. Следует ли из этого, что у личности подозрительная внешность? Или у вас просто случилось обострение врожденной предусмотрительности? Хотя вы, наверное, правы. Пойду-ка наверх и расспрошу этого типа. А что с полицией, кстати? Мы ведь не можем держать это в секрете от них?
Уимзи минутку подумал.
– Лучше сначала услышать, что он скажет. Если вы мне понадобитесь, я позвоню вниз. Им относили какие-нибудь напитки?
– Насколько я знаю, нет, милорд.
– Странный аскетизм со стороны мистера Гарди. Скажите, чтоб принесли бутылку скотча, сифон и пива. Не может Мильтон – хмелю лишь под силу пути Творца пред тварью оправдать [104]. В данный момент я нахожу, что оправдания требуют очень многие вещи. Но, возможно, услышав рассказ мистера Шика, отнесусь к ним проще. Приступайте к выполнению!
Бросив беглый взгляд на визитера, Уимзи почувствовал, что у его надежд есть все шансы сбыться. Как бы там ни было, а все же, что касается бритвы, он шел по верному следу. Налицо были рыжеватые волосы, низкий рост, неуловимо искривленные плечи, так образно описанные сигемптонским парикмахером. Мужчина был одет в поношенный дешевый костюм синей саржи, а в руках держал мягкую фетровую шляпу, изрядно потрепанную. Уимзи заметил гладкую кожу, ухоженные ногти и общий облик обнищавшего аристократа.
– Вот, мистер Шик, – объявил Гарди при виде лорда Питера, – тот джентльмен, которого вы хотели видеть. Мистер Шик не желает рассказывать свою историю никому, кроме вас, Уимзи, хотя я объяснил, что если он думает получить вознаграждение от „Морнинг стар“, придется посвятить в нее и меня.
Мистер Шик нервно перевел взгляд с Гарди на лорда Питера и несколько раз облизнул бледные губы.
– Справедливое требование, – покорно сказал он, – и уверяю вас, мне нужны эти деньги. Но положение мое незавидное, хотя я никому не желал вреда. Если б я только знал, что бедный джентльмен собирался сделать этой бритвой…
– Давайте начнем сначала, – перебил Уимзи, бросив шляпу на стол и упав в кресло. – Ну, рассказывайте! А, да, надо выпить. Что вы будете, мистер Шик?
– Ваша светлость очень добры, – скромно забормотал мистер Шик, – но, боюсь… Дело в том, что я увидел заметку в газете и выбежал из дому довольно спешно. Честно говоря, даже не позавтракал. Я, как говорится… Я весьма чувствителен к алкоголю, принятому на голодный желудок.
– Принесите сэндвичей, – велел Уимзи официанту. – С вашей стороны было очень любезно пожертвовать своим удобством в интересах правосудия.
– Правосудия?
– Я имею в виду, в интересах следствия. И конечно же вы должны позволить нам возместить вам расходы.
– Спасибо, милорд. Не откажусь. Не в таком я положении, вот в чем дело. Не стану скрывать, я очень стеснен в средствах. На самом деле, – разоткровенничался Шик в отсутствие официанта, – на самом деле мне пришлось отказаться от еды, чтобы заплатить за билет. В таком нелегко признаваться. Унизительно для человека, когда-то владевшего процветающим делом. Надеюсь, джентльмены, вы не станете думать, будто я привык к подобным вещам.
104
Лорд Питер цитирует LXII стихотворение книги „Шропширский па
рень“ английского поэта А.Э. Хаусмана, в котором, в свою очередь, процитирована строка из поэмы Дж. Мильтона „Потерянный рай“.