– Конечно нет, – сказал Уимзи. – Сейчас уже никто ничего такого не подумает. Тяжелые времена могут наступить у каждого. А теперь о бритве. Кстати, как ваше полное имя?
– Вильям Шик, милорд. По профессии я парикмахер. У меня было заведение в Манчестере. Но я разорился на неудачной спекуляции…
– А где в Манчестере? – вставил Солком Гарди.
– На Мессингберд-стрит. Но сейчас его уже снесли. Не знаю, помнит ли меня там хоть кто-то. Это было до войны.
– Были на фронте? – спросил Гарди.
– Нет. – Парикмахер мучительно покраснел. – Здоровье подвело. Не годен к службе.
– Ладно, – сказал Уимзи. – Теперь про бритву. Чем вы сейчас занимаетесь?
– Я, милорд, если можно так выразиться, странствующий парикмахер. Хожу с места на место, главным образом по приморским городам во время сезона, берусь за временную работу.
– Где было ваше последнее место?
Шик затравленно взглянул на него:
– Я уже долго ничего не могу найти. Пытался устроиться в Сигемптоне. Все еще пытаюсь. Вернулся туда в прошлую среду, а до того был в Уилверкомбе и Лесстон-Хоу. В Лесстон-Хоу неделю проработал. В заведении Рэмиджа. Но пришлось уйти…
– Почему? – Гарди не церемонился.
– Возникли неприятности с клиентом…
– Кража?
– Разумеется, нет. Попался очень вспыльчивый джентльмен. Я имел несчастье слегка порезать его.
– Пьянство на рабочем месте, так-так, – сказал Гарди.
Маленький человечек, казалось, стал еще меньше.
– Меня в этом обвинили, но клянусь честью…
– Под каким именем вас там знают?
– Уолтерс.
– Шик – это ваше настоящее имя?
Под напором безжалостного Гарди история вышла наружу во всей неприглядной обыденности. Одно вымышленное имя за другим. То тут, то там его брали на испытательный срок и через неделю выгоняли по все тем же унизительным причинам. Он не виноват. Рюмка спиртного действует на него сильнее, чем на обычного человека. Настоящее его имя Симпсон, но с тех пор он уже много имен сменил. И каждое обрастало той же славой. Все из-за прискорбной слабости, которую он тщетно пытался побороть.
Гарди налил себе второй стакан виски и небрежно поставил бутылку на подоконник – туда, где до нее не мог дотянуться мистер Шик.
– Про бритву, – терпеливо повторил Уимзи.
– Да, сэр. Я купил ее в Сигемптоне, в заведении, куда пытался устроиться. Хозяина зовут Фортун. Мне нужна была новая бритва, а эту он согласился продать задешево.
– Вы лучше опишите ее, – предложил Гарди.
– Да, сэр. Шеффилдское [105]лезвие с белой рукоятью, куплено изначально у торговца с Джермин-стрит. Хорошая бритва, но немного сточенная. Я попытал счастья в Уилверкомбе, но работы не было, хотя у Мортона, что на набережной, сказали, что им понадобится помощь чуть погодя. И я отправился в Лесстон-Хоу. Как уже говорил вам. Попробовал устроиться в пару мест, вернулся сюда и вновь пришел к Мортону, но он уже кого-то нанял. Спросите его, он подтвердит. Нигде больше ничего не было. Я совсем упал духом.
Мистер Шик замолчал и вновь облизнул губы.
– Это случилось, джентльмены, на прошлой неделе. Во вторник вечером я пошел к морю, вон туда, на край города, и сел на скамейку, чтобы обдумать свое положение. Время шло к полуночи. – Теперь слова так и лились из него. Стакан виски, без сомнений, сделал свое дело. – Я смотрел на море, ощупывал бритву в кармане и размышлял, стоит ли бороться дальше. Я был в полном отчаянии. Денег у меня не осталось. Вот море, а вот бритва. Возможно, вы считаете, что для парикмахера естественно выбрать бритву, но поверьте мне, джентльмены, идея использовать ее по такому назначению ужасает нас не меньше, чем вас. Но море, бившееся о камни набережной, казалось, звало за собой, если вы понимаете, о чем я. Будто бы говорило: „Брось, брось, брось все это, Билл Симпсон“. И завораживает, и пугает, можно сказать. Но все-таки я всегда боялся утонуть. Захлебываешься, беспомощный, а глаза заливает зеленая вода… у всех нас свои кошмары, мой – вот такой. Я там просидел довольно долго, не в силах принять решение, а потом вдруг слышу чьи-то шаги, и тут на соседнюю скамейку садится молодой парень. Помню, на нем был вечерний костюм, плащ и мягкая шляпа. И у него была черная борода, на нее я первым делом обратил внимание, потому что в нашей стране непривычно видеть молодого человека с бородой, разве что он художник. Мы разговорились. Кажется, первым заговорил он, предложив мне сигарету. Русскую, с такой бумажной трубочкой. Он был дружелюбен. Не знаю, как так вышло, но я стал рассказывать ему о том, в какую попал западню. Знаете, милорд, как это бывает. Иногда чужому человеку выложишь то, в чем ни за что не признаешься знакомым. Мне показалось, он сам был не очень-то счастлив. Мы долго говорили о том, что жизнь вообще неприятная штука. Он сказал, что он русский и что он изгнанник, рассказал, что в детстве бедствовал, а еще много говорил про „Святую Русь“ и Советы. Похоже, принимал все это близко к сердцу. А еще женщины… у него, кажется, были неприятности с невестой. А потом он сказал, что мечтает о таких трудностях, как мои. Что преодолеть их проще простого и что мне нужно всего лишь взять себя в руки и начать все заново. „Отдайте-ка мне эту бритву, – сказал он, – идите себе и обдумайте все хорошенько“. Я ответил, что эта бритва – мое средство к существованию, ведь так оно и было. А он засмеялся и сказал: „Вы в таком настроении, что она больше похожа на средство к прекращению существования“. Он занятно говорил, быстро и этак, знаете, поэтично. Он дал мне денег – пять фунтов в казначейских билетах, – а я отдал ему бритву. „Что вы с ней будете делать, сэр? – спросил я. – Вам она ни к чему“. – „Что-нибудь придумаю, – ответил он, – не бойтесь“. Засмеялся и сунул ее в карман. Потом встал и сказал: „Странно, что мы сегодня натолкнулись друг на друга“. И что-то насчет „одной мысли в двух головах“ [106]. Хлопнул меня по плечу, сказал, чтобы я встряхнулся, кивнул по-дружески и пошел себе прочь, только я его и видел. Знать бы тогда, для чего ему бритва, – ни за что бы не отдал. Но откуда мне было знать? Ответьте мне, джентльмены!
– Звучит похоже на Поля Алексиса, – задумчиво произнес Уимзи.
– Он ведь не назвался? – уточнил Гарди.
– Нет, не назвался, но сказал, что он профессиональный танцовщик-партнер в одном из отелей. И что это не жизнь для человека, который рожден был князем в родной стране, а приходится крутить любовь с уродливыми старухами за гроши. Очень горько он говорил.
– Что ж, – сказал Уимзи, – мы весьма вам обязаны, мистер Шик. Это существенно проясняет дело. Думаю, вам придется рассказать об этом полиции.
При упоминании полиции мистер Шик смутился.
– Лучше пойти сейчас да покончить с этим. – Уимзи вскочил. – Без полиции вам не обойтись.
Да черт возьми! Вас никто не заподозрит, ничего такого здесь нет.
Парикмахер неохотно согласился и устремил свои блеклые глаза на Салли Гарди.
– На мой взгляд, тут все сходится, – резюмировал тот, – но знаете, старина, нам надо будет проверить вашу историю. Может, вы ее придумали. Но если полиция подтвердит то, что вы о себе рассказываете, – а это ее работа, – то вас ждет хороший жирный чек. С его помощью вы продержитесь какое-то время, если будете избегать… э-э-э… этой вашей маленькой слабости. Главное, – добавил Салли, потянувшись за виски, – никогда не позволяйте слабостям мешать делу.
Он налил себе крепкого пойла, а затем, подумав, смешал еще одну порцию для парикмахера.
История Шика привела в восторг суперинтенданта Глейшера, а также инспектора Ампелти, который с самого начала считал, что это самоубийство.
105
Город Шеффилд в графстве Южный Йоркшир – старейший в Британии центр производства бритв.
106
Под таким девизом выступали супруги Занциг – дуэт иллюзионистов и оккультистов, который гремел на рубеже XIX–XX веков. Фраза вошла в поговорку