Наше тихое веселье[166],
Нивы, цветники, чертоги,
Утварь нашу, скарб домашний
Славьте, вспомнив нас.
Вечно длится новоселье,
К нам приводят все дороги,
В очагах огонь всегдашний,
Новый пламень, что ни час.
Ослепительные чаши,
Увлажненные слезами.
Шпоры, кольца золотые
Бережно храним;
А в пещерах сокровенных
Мириады несравненных
Самоцветов драгоценных:
Этот клад неисчислим.
Дети времени седого,
Повелители былого.
Духи звезд великим кругом
Соединены.
Здесь любуются друг другом
Жены, девы, старцы, дети;
Замкнут круг тысячелетий
В мире вечной старины.
Каждый гость, как мы, беспечен.
Никогда не удалится
Тот, кто радостно пирует
С нами за столом.
Бег часов песочных вечен,
Здесь нельзя не исцелиться;
Исцеление чарует:
Здесь не плачут о былом.
И в святом своем покое
Благосклонно к нашим взорам
Задушевно голубое[167]
Небо навсегда.
В одеяньях окрыленных
Мы вверяемся просторам,
Где среди лугов зеленых
Неизвестны холода.
Упоенье вечной ночи,
Власть беззвучных средоточий,
Игры тайных сочетаний
Нам постичь дано.
Сладостный предел желаний:
Заиграть в потоке цельном,
Словно брызги в беспредельном,
И пригубить заодно.
Стала жизнь для нас любовью;
Задушевно, как стихии,
Слиться рады мы в потоки;
В этом наша жизнь.
Разлучаются потоки,
Сталкиваются стихии
С беспредельною любовью:
Сердце в сердце — наша жизнь.
Нежный говор слышен смутно,
Мы прислушаемся чутко;
Зрелище блаженных чудно.
Пища наша — поцелуй.
Нам другой не нужно дани.
Стало все для нас плодами.
Перси нас предугадали
В жертвенном пылу.
Раствориться бы в желанном;
С ним в томленье беспрестанном,
В сочетанье долгожданном
Слиться бы вполне;
И прельщать всегда друг друга,
Поглощать всегда друг друга,
Насыщать всегда друг друга
Лишь друг другом в глубине.
Мы в блаженстве пребываем.
Искра тусклая мирская
Дико вспыхнула, сверкая,
Чтобы догореть;
Был могильный холм насыпан,
Догорел костер печальный,
Чтоб душе многострадальной
Черт земных не видеть впредь.
Волшебством воспоминаний
В нас тревоги зазвучали;
Жар былых очарований
В сердце не угас;
Раны вечные бывают;
Богоданные печали
Нас в один поток сливают,
Растворив сначала нас.
Сокровенными волнами
В океан течем первичный;
Богу в сердце мы впадаем
С ним наедине;
Божье сердце движет нами;
Обретаем круг привычный,
В нашей вечной быстрине.
Сбросьте цепи золотые,
Изумруды и рубины;
Сбейте пряжки[168], звон заклятый
С блеском заодно!
Покидайте гробовые
Бездны, логова, руины.
К Музе в горние палаты
Взмыть цветущим суждено.
Знать бы людям нашу силу!
Мы причастны неизменно
Их счастливым упованьям
Помощью своей.
С беззаботным ликованьем
Уходили бы в могилу;
Время бы прошло мгновенно.
Приходите к нам скорей!
Обрести бы нам совместно
Жизнь и смерть в едином слове!
Будет слово нам известно,
Будет связан дух земли.
Нам в твоих пределах; тесно,
Меркнешь ты при нашем зове;
Мы пленим тебя совместно.
Век твой минул, дух земли![169]
Вероятно, это стихотворение опять-таки предшествовало бы второй главе как пролог. Здесь намечался поворотный пункт; глубочайшее спокойствие смерти приводило бы к высотам жизни; Генрих посетил мертвых и даже общался с ними; продолжение книги было задумано в драматической форме; повествование лишь оттеняло бы слегка смысл в сочетании различных сцен. Вот Генрих в тревожной Италии, сотрясаемой битвами; он военачальник, у него в подчинении рать. Стихии войны играют всеми своими поэтическими красками. Генрих врывается во вражеский город, возглавив удальцов; любовь благородного пизанца к флорентийской деве представлена как эпизод. Воинственные песнопения. «Война как возвышенное, гуманное единоборство, поистине величественна в своей мудрости. Дух старинных рыцарских орденов. Конные ристания. Дух вакхического томления. Человеку подобает пасть от руки человека; это достойнее, чем умереть по произволу рока. Человек ищет смерти. Воитель жаждет подвига и славы — в этом его жизнь. Тень павшего воителя жива. Воинский дух — упоение смертью. Война обосновалась на земле. Земля обречена войне». Сын императора Фридриха II знакомится с Генрихом в Пизе; между ними завязывается тесная дружба. Генрих также посещает Лоретто[170]. Тут последовали бы некоторые песни.
вернуться
Наше тихое веселье… — В набросках к роману этим стихам, называемым иногда «Песнь мертвых» (такого названия у Новалиса нет), предшествует сентенция: «Блаженны только мертвые». Далее следуют наметки в прозе: «Древние сокровища в могилах. Призраки. Свобода. Сожжение. Погребение. Дружественное лицо. Веселая жизнь — любовь. Богослужение. Прошедшее. Что они всё еще делают у живых. Смерть — высшая цель жизни».
вернуться
…Задушевно голубое… — Соотносится с фрагментом в «Берлинских бумагах»: «Всё голубое в моей книге».
вернуться
Сбейте пряжки… — К этим строкам, возможно, восходит концовка первой части шестого сонета к Орфею Рильке:
Славит он в горницах или в гробницах
Пряжку-застежку, кольцо, кувшин.
(Пер. В. Микушевича)
вернуться
Век твой минул, дух земли! — Явная перекличка с «Фаустом» Гёте. «Фауст. Фрагмент» появляется в 1790 г. Как известно, задуман «Фауст» гораздо раньше, так что за сто лет до Ницше дух земли в трагедии Гёте произносит слово «сверхчеловек», относя его к Фаусту. В декабре 1800 г. Новалис обращается к Тику с вопросом о продолжении гётевского «Фауста», так что и дух земли, возможно, вписывается в полемику Новалиса с Гёте.
вернуться
Лоретто — место паломничества в Италии (провинция Анкона). Согласно легенде, туда был перенесен из Назарета дом, где родилась Дева Мария.