Вы, может быть, скажете, что в медицинской ситуации все обстоит проще, потому что довольно быстро врач находит причину болезни и может облегчить ее. Да, но и тут есть другая сторона вопроса. Вы, наверное, замечали, как легко нас охватывает страх перед страданием, и сам этот страх становится причиной страдания даже большего, чем объективное страдание, которое мы несем. Если мы не научимся выносить страдание, когда оно настигает нас, как можно дольше, до предела наших сил, мы постепенно сможем терпеть все меньше и меньше, пока, наконец, потеряем всякую способность терпеть что бы то ни было. Мысль о страдании, страх, что оно вернется, заставит нас принимать какие–то меры или лекарственные средства — и мы доведем себя до полного поражения. Вы ведь знаете, как люди часто прибегают к аспирину или чему-то подобному, потому что чувствуют, будто что-то не в порядке. Часто это ощущение оказывается обманчивым. Ничего не случилось бы. Но если вы снижаете свой уровень выносливости, в какой–то момент окажется, что вы ничего не способны терпеть. И тут, как я сказал, вас ожидает полный крах, потому что и без всякой реальной причины вы будете жить в страхе, в тревоге: а вдруг появится боль, страдание. Как часто люди проводят долгую жизнь — семьдесят, восемьдесят, девяносто лет — в страхе смерти.
Они могли бы жить спокойно и без страха всю жизнь, за исключением одного дня, если бы отложили свое ожидание смерти.
То же самое можно сказать о самых разных видах страдания, которые мы предвосхищаем и против которых стараемся бороться, порой успешно, пока дело касается нашего тела, но только увеличивая при этом свою предрасположенность тревожиться. А между тем смотреть в лицо реальности гораздо проще, чем мы воображаем. Это очень важно в нашем отношении к страданию. Очень часто мы находим его невыносимым не потому, что в данный момент не в силах терпеть его, а потому, что относительно выносимая боль данного момента помножена на воспоминание обо всем, что мы уже вытерпели, и на мысль о том, что страдание будет все длиться и никогда не перестанет. Очень часто люди сдаются, теряют мужество перед лицом страдания из–за того, что предвидят в будущем. Нам бы очень пригодилось умение в каждый миг нести сиюминутную боль вместо того, чтобы предвосхищать все будущее, вечную боль, бесконечное, все возрастающее страдание. Здесь можно процитировать слова: “У меня нет ничего общего со смертью: когда она придет, меня не будет, если я умер, ее нет”. Если я живу в настоящем времени, нет ни прошлого, ни будущего. Когда я окажусь в той точке пространства и времени, которую называю будущим, той минуты, которую я претерпеваю сейчас, уже не будет. Так зачем же мне проживать совокупность вспоминаемого прошедшего и воображаемого будущего, собранную в напряженный и невыносимый настоящий момент?»
Митрополит Антоний Сурожский
«…Иногда люди запутываются в помыслах, которые могут свести их с ума даже в тех случаях, когда происходящее естественно, и, если можно так выразиться, оправданно. “Может быть, у меня наследственная душевная болезнь? Может быть, я болен?” — терзаются такие люди. Я был знаком с юношей, который, когда учился, читал по одиннадцать часов в сутки. Он получал стипендию и помогал своей семье, так как его отец был болен. Под конец учебы он выбился из сил, потому что был человеком чувствительным, тонким. У него постоянно болела голова, и он защитил диплом с огромным трудом. Потом он начал мучиться помыслами, будто страдает наследственной душевной болезнью. Да какая там еще наследственность? Тут даже, если человек просто читает по одиннадцать часов в день, это приведет его к истощению сил. А что уж говорить, если человек учится, помогает родителям и при этом еще имеет чуткую душу!..
— Геронда[183], один ребенок после того, как его отец покончил жизнь самоубийством, начал впадать в меланхолию, уныние. Может быть, это наследственное?