Родители не настаивали на покаянии мальчика. Безболезненно поменявшие православие на протестантство, они не препятствовали постепенному отходу сына от религии. Проявленная ими терпимость к поступку сына не осталась без ответа: Георгий всегда уважал чувства матери, до конца жизни оставшейся глубоко верующим человеком.
А христианские праведники вскоре были вытеснены из круга его интересов. Их место заняли колоритные фигуры национальных героев. Христо Ботев, Стефан Караджа, Басил Левский, Георгий Раковский, Любен Каравелов… Мужественные воеводы, будители народа и поэты, они в то время ещё не стали хрестоматийными образами и памятниками, ещё живы были их соратники, участники недавних битв, которые рассказывали о своих великих современниках как о близких людях.
По воспоминаниям Магдалины, однажды после традиционного обхода соседей с новогодними поздравлениями Гошо купил на собранные монетки не сласти, а книжку о Василе Левеком. Тут же прочитал её и объявил матери, что будет вечером читать книгу вслух всей семье. И в первый же вечер, когда семья смогла собраться у очага, начал своё первое в жизни публичное выступление.
Он читал, как Дьякон[4] ездил по городам и сёлам порабощенной родины и создавал комитеты, которые должны были стать опорными пунктами будущего восстания. Отчаянно смелый и ловкий человек, он не раз обманывал турецких соглядатаев, но не уберёгся от подлости соотечественника-единоверца. На суде Дьякон держался так, как и подобает настоящему герою, народному защитнику. Бесстрашно взошёл на эшафот, сооружённый в центре Софии, и вот палач накинул ему на шею петлю…
В этом месте голос мальчика задрожал. Казалось, он готов был расплакаться, но вдруг отложил книгу и произнёс: «И я смог бы, как он… Пусть бы повесили!» Мать вздрогнула: «Не говори так, сынок», но мальчик упрямо повторял: «Смог бы, смог! Пусть повесят!..»
Наверное, было бы преждевременно делать из этого эпизода далеко идущие выводы, но запомним, как глубоко тронула детскую душу готовность Левского без колебаний пожертвовать собой во имя торжества дела, которому он служил.
На испытаниях по окончании четвёртого отделения школы Гошо получил отличные, очень хорошие и хорошие оценки (по принятой в Болгарии шестибалльной системе). Нарядное свидетельство отец прочитал вслух от первой и до последней строчки: «Закон Божий — „отлично“, — медленно произносил он, поглядывая на сына. — Гражданское чтение и пересказ — „хорошо“. Отечественная история — „очень хорошо“. Естествознание — „хорошо“. Счёт — „хорошо“. Письмо — „хорошо“… София, 29 июня 1892 года. Молодец! Теперь пойдёшь в гимназию. А следом за тобой Лина, Николчо, Любчо и Коце. Пока хватит сил, буду работать, чтобы выучить всех, чтобы стали вы врачами, учителями. А может, адвокатами».
Обратим внимание на две детали. Во-первых, указанная в свидетельстве фамилия мальчика образована от имени, а не от фамилии отца — «Георгий Димитров». И это отнюдь не случайная описка — все сёстры и братья Георгия писались Димитровыми[5]. Во-вторых, по каким-то неизвестным для нас соображениям школьного начальства в графе «Вероисповедание» значится «Истинно православный»{3}.
В гимназии Георгию пришлось проучиться всего год. Согласно официальной биографической хронике, его настигла болезнь детей городских окраин — золотуха. Фельдшер посоветовал подержать мальчика дома, пока тот не вылечится и не наберётся сил. К лету 1894 года мальчик выздоровел, но учёбу пришлось оставить. Тяжко разболелся отец, а ведь Георгий — старший из детей, ему и помогать семье, так уж от века заведено.
Существует и другая версия: причиной исключения стало своенравие и непослушание мальчика в гимназии. Но с этой версией спорит всё то же свидетельство об окончании начальной школы. В нём указано, что Георгий Димитров показал примерное поведение и прилежание. С чего бы ему столь резко измениться в гимназии?
Так или иначе, но Георгию пришлось искать работу. Кузница ему не понравилась, столярная мастерская ненадолго остановила внимание. Зато типография очаровала сразу. Затаив дыхание, он наблюдал, как наборщик составляет из металлических брусочков-литер связный текст. Это было настоящим чудом. «Набираешь и всё время читаешь, — восторженно рассказывал он матери. — Как будто учишься».
4
В юности Васил Левский был посвящён в сан диакона, но впоследствии отказался от церковного служения, полностью посвятив себя революционной деятельности.
5
Исследуя электронный каталог Национальной библиотеки им. свсв. Кирилла и Мефодия, автор настоящей работы с удивлением обнаружил, что вслед за фамилией «Димитров» поставлена в скобочках «правильная», по отцу, фамилия «Михайлов», которую он никогда не носил.