Тем не менее Герцль представил свое предложение 2 августа 1893 года на обсуждение в «Новой свободной прессе». Суть «поддержки трудом» заключалась в том, чтобы деньги, выделенные бедным как подачки, использовать в качестве вознаграждения за нерентабельные работы, которые поручаются безработным, чтобы «подбодрить их, морально поддержать и утешить трудом». Разумеется, благодаря этому предложению Герцль не вступил на путь «либерального решение социальных вопросов», как он сам считал; но от подобной «поддержки трудом» он ожидал, что она станет «замечательным регулятором потребности в работе». С биографической точки зрения эти предложения и формулировки представляют огромный интерес. И не только потому, что они обнаруживают жгучее влечение Герцля к социальным проблемам эпохи, но и потому, что мысль о «поддержке трудом», хоть и в другой форме, появится в его «Еврейском государстве».
Весьма поучительно проанализировать позицию Герцля относительно важнейших событий, о которых ему приходилось ежедневно сообщать. В первое время своей работы корреспондентом он концентрировал внимание в основном на акциях динамитчиков и покушениях, которыми анархисты пытались дестабилизировать буржуазное общество. В сообщениях Герцля ясно ощущается то тревожное и нервозное состояние, в котором пребывала в эти дни французская столица. За анархистами яростно охотились, ежедневно производились новые аресты, в политике и обществе злодеяния анархистов были главной темой. Герцль подробно сообщает о происшествиях, однако занимает критическую позицию по отношению к процессам над анархистами; так, 29 апреля 1892 года он замечает по поводу поведения судей на знаменитом процессе Равашоля:
«Тот, кто с умилением взирает на анархистов, изменяет государству; тот, кто испытывает к ним сострадание, возможно, добрый человек, но плохой гражданин». Он четко высказывает свою оценку миссии судьи: «Некогда судейство было суверенным бременем и честью. Тот, кто боится вынести приговор, пусть и рискуя при этом жизнью, тот недостоин этой должности и при отсутствии опасности. Это одна из самых почетных профессий». Далее Герцль сразу же делает вывод: «Демократия, выдвигающая негодных присяжных, по своей сущности монархична. Ей не хватает только единоличного властителя». Несомненно, из-за впечатлений такого рода Герцль стал задумываться над основами гражданского общества во Франции. В декабре 1893 года появилась серия его статей под заголовком «Пале Бурбон», в которой он, исходя из проблем французского народного представительства, попытался разобраться в сущности государства, правительства и общества вообще.
В «Новой свободной прессе» Герцль сообщил также об афере, потрясшей французскую республику до самого основания, — о скандале с Панамским каналом. В 1889 году обанкротилась «Compagnie universelie du Canal interoceanique du Panama»[2], основанная строителем Суэцкого канала, Фердинандом Лессепсом, причем не была выполнена и треть работ, необходимых для осуществления проекта. Тысячи рабочих погибли напрасно, 14 миллиардов франков, в основном вытянутые у мелких вкладчиков под фальшивые обещания, были растрачены попусту. В конце концов вынуждена была вмешаться юстиция. По ходу следствия и слушания дела экономический скандал перерос в политический. Французские националисты обвинили в 1892/93 годах многих депутатов в том, что Лессепс подкупил их акциями канала, с тем, чтоб они одобрили последние займы. Бурные дебаты в парламенте, разоблачения, следовавшие одно за другим, накаляли обстановку с каждым днем. Репортажи Герцля давали наглядную картину происходящего. В иные дни его корреспонденции заполняли четыре полные страницы «Новой свободной прессы». Нельзя не заметить его личной заинтересованности в этом вопросе, хотя порой в своих размышлениях он и выражает сомнения по существу дела. Так в корреспонденции «Скандалы во Франции» (ноябрь 1892 года) он поднимает принципиальный вопрос: а не повредило ли государству юридическое рассмотрение панамской аферы? «Если бы это был просто правовой вопрос, — замечает Герцль в этой корреспонденции, — то любой квалифицированный судья с кодексом законов в руках мог бы ответить на него после выяснения фактов. В результате можно было бы не сомневаться…». И он заставляет задуматься над тем, что политик обязан взвесить, «достигнет ли право в этом случае своей цели, не получится ли, что обществу может быть причинен больший ущерб…» Серия статей Герцля «Картинки выборов во Франции», опубликованные в течение августа 1893 года в той же газете, также позволяет сделать интересные заключения. Герцль, посещавший предвыборные собрания в провинции и в Париже, хотел «изучить французский парламентаризм в самых его основах». Очевидно, его начала интересовать сущность и назначение человеческих сообществ. Сумма они или целое, состоят они из взаимозаменяемых элементов или из различных в своей сущности индивидуумов? «Политика заботится лишь об избирателе, который является всего лишь произвольным понятием», — писал Герцль в одной из этих статей. «Что за человек избиратель? Везде ли он одинаков или существует чудесное, хоть и трудноуловимое различие меж округами и городами, между городом и деревней?» Здесь его выводы носят не столько нейтральный, сколько скептический характер и дают ясное представление об отношении Герцля к массам. «Ах, эти колеблющиеся, безмозглые, неблагодарные, эти пресловутые индивидуумы! Они забывают старые заслуги, — говорится в зарисовке с предвыборного собрания в одном из парижских округов, — они бегут за первым встречным. Ах, этот народ! Не следует ли его опрашивать?» За этой констатацией, несомненно, стоит невысказанный вопрос, не лучше ли вести массы, чем предоставлять им право решать самим.
АНТИСЕМИТИЗМ И ПРОЦЕСС ДРЕЙФУСА
В бытностью свою парижским корреспондентом Герцль впервые сознательно соприкоснулся с антисемитизмом, который обрел во Франции, как и в других европейских странах, питательную почву. Прежде всего Герцль столкнулся с воззрениями псевдо-научного характера, с воззрениями, мотивирующими ненависть к евреям биологически. Для подобных утверждений евреи служили прямо-таки хрестоматийным примером «чуждого народу» меньшинства. Эти юдофобские высказывания в основном опирались на графа Гобино, который в своем «Essay sur L’inegalite des races humaines»[3] (1854 год) выдвинул тезис о том, что евреи представляют собой расу, которую следует считать неполноценным видом человеческой природы. Таким образом — и, следует заметить, в соответствии с духом времени — Гобино вульгаризировал старые теологические представления об «отверженности евреев», что обеспечило ему всеобщее одобрение. Однако эта расовая теория, не поддающаяся какой-либо объективной научной проверке, оказалась действенной лишь тогда, когда ее подхватил Эдуард Дрюмон, подлинный основоположник французского антисемитизма. Его книга в двух томах «La France Juive»[4]) (1886 год) стала чуть ли не главным бестселлером XIX века. Дрюмон дал в своей книге законченную систему антисемитизма, которая переработала расовое учение Гобино, но впитала также некоторые идеи Фурье, Туссенеля и Ренана.
В этой книге история Франции рассматривается исключительно в антисемитском аспекте. Используются все средневековые реквизиты юдофобии, начиная с отравления колодцев и кончая кровавыми сказками о ритуальных убийствах. На евреев ополчились как на представителей анонимного капитала, которые, завладев крупными монополиями, пытаются разорить окрепшее христианское среднее сословие. Благожелательное отношение «народа-хозяина» к евреям используется теми лишь для его же порабощения, для укрепления еврейского мирового господства. И далее утверждается, что евреи — это в самом своем существе чуждый французам элемент, который своим неполноценным расовым характером неизбежно растлит французов. Социальная вражда и националистический пафос отчетливо чувствуются в требовании Дрюмона отменить гражданское равноправие французских евреев. Если не силой, то законодательным путем имущество евреев в этой связи должно быть конфисковано и использовано во благо эксплуатируемых ими рабочих.