Выбрать главу

Но ведь была еще и Карин, которая оказывала на Германа большое влияние. Ее высочайшая образованность могла бы превозмочь безумное влияние экзальтированного австрийского ефрейтора. Увы! Как и большинство женщин того времени, Карин Геринг сразу же попала под очарование этого странного соблазнителя, которого она считала галантным, непредсказуемым и юморным мужчиной. Именно таким Гитлер и был в присутствии молодых красивых женщин. Кроме того, Карин видела в нем человека, которому суждено спасти Германию, и хотела при этом обеспечить карьеру мужу. Она даже приняла программу национал-социализма, не особенно при этом задумываясь над самыми темными и самыми противоречивыми ее положениями. Мистицизм и несколько наивный романтизм Карин в сочетании с посредственным знанием немецкого языка привели к тому, что она весьма благосклонно восприняла все угрозы фюрера, даже когда он объявил, что все евреи в Германии должны быть устранены[29]. Кроме того, домашнее воспитание Карин сделало ее весьма терпимой ко всем тезисам о превосходстве северных народов и арийской расы над остальными.

С того времени эта графиня наивно и добровольно стала считать для себя честью участвовать во всех собраниях и маршах членов национал-социалистской партии, что, кстати, давало ей пьянящее ощущение того, что она играет особую роль в важных событиях, о чем Карин мечтала с детства. Со своей стороны, Гитлер, этот гениальный пропагандист, незамедлительно оценил всю ценность вовлечения в ряды возглавляемого им движения такой знатной женщины как Карин Геринг, вхожей в высшей свет. Он даже назвал ее «талисманом партии», что графиня восприняла как комплимент… Но хотя Карин казалась ему такой же полезной, как и ее муж, фюрер относился к ним предвзято. Эрнст Ганфштенгль вспоминал: «Гитлер зашел к нам как-то поздним вечером, после того как побывал в гостях у Герингов, и стал изображать эту пару в присутствии моей жены. “Там настоящее любовное гнездышко, – рассказывал он. – Только и слышишь: "Герман, дорогой"”, – сказал он, имитируя чересчур влюбленный голос Карин. А потом добавил с насмешливой сентиментальностью: “У меня никогда не было такого дома, и никогда не будет”». Тут, естественно, нельзя исключать глубокой зависти со стороны Гитлера: Геринг, который был на три года моложе него, воздушный ас, всеми любимый в недавнем прошлом, имевший огромное количество наград, живший явно небедно, имел еще и жену благородных кровей, привлекательную и желанную женщину. Сам же он – бывший безвестный ефрейтор, непризнанный художник, неудавшийся архитектор – жил в комнатке площадью 9 квадратных метров без всякого отопления и слыл закоренелым холостяком, обладавшим ненормальной сексуальностью…

Неужели ни один человек в мире не мог остановить Германа Геринга на краю пропасти той весной 1923 года? По меньшей мере один мог, его младший брат Альберт Геринг, но его влияние оказалось весьма незначительным. Вкусивший все тяготы окопной жизни на Сомме и не познавший славы, в отличие от старшего брата, Альберт в 1918 году был тяжело ранен в живот и уволен из армии в звании лейтенанта. Вернувшись в Мюнхен, он долгие месяцы жил впроголодь в обстановке политической нестабильности, воцарившейся после заключения перемирия. В начале 1920 года Альберт поступил в Политехнический университет Мюнхена, желая стать инженером-механиком. Человек умеренного темперамента, он не дал себя втянуть в крайне экстремистское движение, которое господствовало в университете: Альберт Геринг сразу же почувствовал нечто демоническое и разрушительное в речах Адольфа Гитлера. Когда он рассказал об этом Герману, тот сказал, чтобы он «не лез в государственные дела и даже не занимался историей, поскольку ничего не понимает в политике». Альберт настаивать не стал, но близким своим признался: «Мой брат сошелся с этим негодяем Гитлером. Если он продолжит это, то плохо кончит». Лучше и не скажешь…

вернуться

29

Слово entfernen, которое использовал Гитлер, означает также «отстранить». Многие современники полагали, что Гитлер хотел всего лишь отстранить евреев от власти, поскольку считалось, что они в то время несправедливо монополизировали власть в Германии.