— Что-что он сделал?
— Да, он взял всю вину на себя. Это был полный провал. Следователь пытался его вразумить, но Хартунг хотел сотрудничать любой ценой. Такое случается, когда люди сильно напуганы.
— Но ведь тогда вы могли спокойно его засудить.
— Слишком опасно. Он даже не мог объяснить, как и от чьего имени действовал. Он был измотан и напуган. И мы решили, чем быстрее уберем его из поля зрения, тем лучше.
— Сколько Хартунг провел в Хоэншёнхаузене?
— Дня три или четыре, затем мы отправили его на карьер. Хартунг дрожал от страха, был готов на все, даже хотел работать на нас. До ужаса жалкий тип! Вот почему мне так смешно оттого, что сейчас он вдруг стал великим героем.
— Как вы могли быть уверены, что он ничего не разболтает?
— Да он ничего и не знал. Ни об учениях, ни о том, что не было никакого побега. Но мы все равно за ним наблюдали. Одна наша внештатная сотрудница в Бервальдском карьере внимательно за ним приглядывала, если можно так выразиться.
— Вы про его жену?
— Они не были женаты, но, насколько я знаю, у них есть дочь.
— Теперь и мне нужна водка, — сказал Рёсляйн.
Тойбнер наполнил стаканы, они молча выпили. — А почему, собственно, вас так интересует этот Хартунг? — спросил Тойбнер.
— Этот человек должен произнести речь по случаю юбилея падения Стены на официальной церемонии в бундестаге, — сказал Рёсляйн.
Тойбнер рассмеялся:
— Хартунг… в бундестаге?
— Но я собираюсь предотвратить это недоразумение и сообщить в соответствующие органы, кто этот Хартунг на самом деле.
— Помните, что вы мне обещали.
— Общественность не узнает настоящую историю, мы будем действовать осторожно. К сожалению, больше нет карьеров, чтобы убрать этого Хартунга с глаз долой.
— Ну, я мог бы что-нибудь придумать…
— Господин Тойбнер, я этого не слышал.
— Меня зовут Фриц.
Они снова подняли стаканы.
— За знакомство! — по-русски сказал Тойбнер.
— Что это значит?
— За то, что мы познакомились.
— Фриц, я изрядно пьян, могу ли я где-нибудь ненадолго прилечь?
— У меня есть идея получше — прыгнем в озеро. Вмиг протрезвеешь.
— Ты спятил, Фриц! Я не прыгал в озеро с самой юности, особенно при минус десяти градусах на улице.
Через час Хольгер Рёсляйн с мокрыми волосами садился в свою «тойоту», чтобы поехать назад в Берлин. Уже давно у него на душе не было так легко и радостно. Почему никто никогда не говорил, как весело голым и пьяным купаться в Бранденбургском озере? С головой окунаться в ледяную воду, с раскрасневшейся кожей вылезать на берег и скорее бежать обратно в дом вместе с подполковником Штази, который перед отъездом накормил его бутербродами с ливерной колбасой и домашними маринованными огурцами. Рёсляйн усмехнулся, включил радио. Играла песня Ивонн Каттерфельд, он сразу узнал ее голос. Она пела: «Guten Morgen Freiheit, es tut so gut, dich wieder mal zu sehen»[1].
18
Вечеринка была уже в самом разгаре, когда Паула зашла в магазин Бернда. Две парочки танцевали дискофокс у стеллажа со сладостями, остальные гости с бутылками пива в руках и сигаретами окружили Бернда, который по-королевски сидел у кассы на своем белом пластиковом стуле и смущенно улыбался. Это был шестидесятый день рождения Бернда, и он объявил свой магазин банкетным залом, и это означало, что каждый мог брать с полок все, что пожелает. Некоторые гости выглядели уже изрядно захмелевшими, с потолка свисал быстро вращающийся диско-шар, а из колонки гремел диджей Отци.
Паула сразу поняла три вещи: она слишком разоделась; ее подарок, вероятно, неуместен; надолго она здесь не задержится. Михаэля она не видела. Это было их второе свидание после встречи на станции Фридрихштрассе, и обычно пары идут в кино или даже в театр, думала Паула, потом в какой-нибудь милый ресторанчик и беседуют при свечах. Вместо этого они торчат в круглосуточном магазине с диско-шаром и слушают всякое старье.
К ней подошла женщина: она представилась Беатой и протянула бокал холодного пунша. Сказала, что Михаэль придет с минуты на минуту, после чего женщины немного пообщались, в основном о Михаэле. Паула узнала, что все невероятно рады тому, что они с Михаэлем теперь вместе, и это показалось ей удивительно четким обозначением статуса их отношений. И, собственно, кто такие эти «все»?
Между собой статус их отношений они еще не обсуждали, потому что это подразумевало бы их наличие. Неужели все зашло так далеко? У нее давно не было полноценных отношений. Недостатка во внимании она не испытывала, но большинство мужчин, которые ею интересовались, совсем не интересовали ее. Хотя она не смогла бы сказать наверняка, что именно ее привлекает в мужчинах и какой типаж ей нравится. Она только понимала, подходит ей мужчина или нет. И в основном ей просто никто не подходил.