По сути, Кершоу вовсе не отрицает описанные в данной книге современные элементы в мышлении Гитлера, например его восхищение «благотворным воздействием современной техники»[179]. Кершоу критикует мою книгу лишь за то, что для нее характерно «излишнее подчеркивание» «модернизма» Гитлера[180]. Одновременно он признает: «Конечно, у Гитлера были представления о процветающем германском обществе, которое не будет знать ни одной из старых классовых привилегий, будет использовать современные технологии и иметь более высокий жизненный уровень»[181].
Гитлер, пишет Кершоу, «выступал за разрыв с традиционными классовыми структурами и сословными иерархиями. Он хотел общество, в котором значение имеет талант и существует благосостояние для всех, хотя бы для всех немцев. В мышлении Гитлера несомненно были элементы модернизма»[182]. Я бы не выбрал такие формулировки, поскольку — и Кершоу наверняка смотрит на это так же — это «благосостояние» касалось, конечно же, не «всех немцев», а только тех, кто соответствовал расовым критериям Гитлера.
Критики, подобные Клаусу Хильдебранду, упрекают Кершоу за продвижение образа Гитлера, в котором диктатор предстает как фигура «по сути, заменимая, излишняя и в лучшем случае слабая»[183]. Фолькер Ульрих также писал в своей биографии Гитлера, что его личность предстает в изображении Кершоу «явно бледной»[184]. Задача Ульриха состоит, напротив, в том, чтобы вновь активнее выдвинуть личность Гитлера в центр и исправить некоторые ошибочные оценки. К этим ошибкам относится и предубеждение, согласно которому в случае Гитлера «речь идет о фигуре довольно обычного пошиба с ограниченным умственным горизонтом и малыми социальными компетенциями»[185].
Ульрих возражает против этого образа ограниченного и не слишком умного диктатора. Его «действительно большой талант» лежал в сфере политики. «В том, что касалось тактической хитрости, способности молниеносно оценить и использовать выгодную ситуацию, он намного превосходил всех конкурентов в собственной партии, но также и всех политиков из буржуазных партий»[186]. Мышление и мировоззрение Гитлера остаются в биографии Ульриха явно бледными и затрагиваются лишь на немногих страницах. Гораздо больше узнаешь, например, о «Гитлере и женщинах» или «Гитлере как человеке» — темы, которым посвящены две главы объемом более 60 страниц[187]. Ульрих выступает против демонизации Гитлера, что является задачей и моей собственной работы. «Большой ошибкой было бы полагать, что преступник столетия и в личном плане должен быть чудовищем»[188]. Он показывает, как опасно недооценивали Гитлера в «кругах либеральной и левой интеллигенции». Карл фон Осецкий, руководивший левым журналом «Вельтбюне», называл Гитлера попеременно «полусумасшедшим плутом», «патетичным олухом», «приблудным дурачком» и «хвастуном». Ульрих замечает: «Попытка выставить „фюрера“ НСДАП в смешном виде была бессильна против феномена Гитлер»[189].
В другом отношении точка зрения Ульриха противоречит — правда, лишь частично — точке зрения на самоидентификацию Гитлера как революционера, представленной в настоящей книге, а также в работах Гёца Али. Ульрих также подчеркивает, что обещание преодолеть противоречия между партиями и классами еще до захвата власти существенно способствовало росту привлекательности Гитлера и национал-социалистического движения[190]. Кроме того, он не оспаривает «рост шансов на продвижение по социальной лестнице и для представителей до того времени обделенных слоев», а «вертикальная мобильность» выражала суть национал-социалистического «призыва к модернизации»[191].
«Но все это ничего не изменило в базовой структуре общества, — пишет далее Ульрих. — Гитлер не был социальным революционером, каким его захотел сделать Райнер Цительманн. Классовые и сословные барьеры стали более проницаемыми, но это их не отменило»[192]. Правда, ни я, ни другие исследователи, придерживающиеся аналогичного подхода, не утверждали, что классовые перегородки были «отменены». Фраза о том, что в «базовой структуре ничего» не изменилось, столь же расплывчатая, сколь и смелая, так как дело именно в том, что понимается под «базовой структурой».
181
Kershaw, Hitler 1889–1936, S. 569. Характеристика национал-социалистической социальной политики является у Кершоу гораздо более дифференцированной, чем в его ранних работах, где, например, говорилось: «Роковую политическую интервенцию нацистов в 1933 г….следует рассматривать как решающий шаг в борьбе между капиталом и рабочим классом в развитом индустриальном обществе. Новое оформление классовых отношений в 1933 г. насильственно свело на нет успехи, достигнутые рабочим классом даже не с 1918 г., а со времен Бисмарка, укрепило ослабленные позиции капитализма и поддержало реакционные силы в сфере общественных отношений. «У рабочего класса, — продолжает Кершоу, — в Третьем рейхе были украдены общественно-политические достижения, завоеванные во времена Веймарской республики, а сам он «подвергся жестокой эксплуатации… предпринимателями» (Kershaw, Der NS-Staat, S. 285, 278).
183
Klaus Hildebrand, Nichts Neues über Hitler. Ian Kershaws zukünftige Biografie über den deutschen Diktator, in: Historische Zeitschrift, Bd. 270 (2000), S. 389–397, цитируется S. 392.
187
Это критикует и Манфред Цайдлер: Manfred Zeidler, Rezension von: Volker Ullrich, Adolf Hitler. Die Jahre des Aufstiegs, in: Totalitarismus und Demokratie 11 (2014), 2, S. 295–298. Ларс Людике также пишет в своей книге о «Мировоззрении Гитлера»: «Мировоззрение Гитлера остается при всей его систематике и внутренней непротиворечивости скорее схематичным; фактически Ульрих и Лонгерих вынуждены ограничиться несколькими беглыми замечаниями к утверждениям Гитлера, которые они излагают, строго говоря, на максимум трех-четырех книжных страницах» (Lüdicke, S. 42). К сожалению, сама книга Людике тоже мало что добавляет к изучению мировоззрения Гитлера.