Однажды маленький Адольф нашел в отцовской библиотеке книгу о франко-прусской войне 1870–1871 годов, и его интерес обратился к военным играм. «Эта героическая борьба стала событием, которое проникло глубоко мне в душу», – писал Гитлер, повторяя знаменитую формулировку Эрнста Юнгера. Все, что имело хоть малейшее отношение к войне или к армии, приводило его в восторг. Примерно в эту же пору он впервые задумался над тем фактом, что существует два вида немцев: те, которые участвовали в этой войне, и все остальные, к числу которых принадлежал и его отец. На вопросы, которые он задавал, отцу, вполне возможно, отвечали, что, дескать, не всем немцам повезло родиться гражданами рейха при Бисмарке. Представляется вероятным, что все эти размышления по поводу франко-прусской войны пришли Адольфу в голову несколько позже, когда в 1906 году в Линце праздновали 40-ю годовщину битвы при Седане; тогда высказывались сожаления по поводу того, что Австрия свернула с прямого пути, начертанного в XVIII веке известным германофилом императором Иосифом II. Франко-прусская война рассматривалась как «возрождение» Священной Римской империи германской нации – вечного рейха немцев. Для Гитлера и многих немецких офицеров она стала образцом «молниеносной войны» и первым шагом к реализации мечты о новом Великом рейхе.
Позже Гитлер отмечал, что в те годы с ним произошли две решающие перемены: он стал националистом и научился понимать «смысл Истории». Как немец, живущий в многонациональном государстве, он, по его словам, постиг разницу между династическим «патриотизмом» и «национализмом» образца volkisch [5]. Он очень рано начал сознавать себя борцом за дело национализма, резко выделяющимся на фоне «тепленьких» и предателей. Понять его можно, подчеркивает Гитлер, только изучив внутреннее функционирование монархии Габсбургов, судьба которого была тесно связана с судьбой всех немцев и германизма как такового. «Учиться» истории для него означало заниматься поиском сил, которые, будучи причинами, вызывают определенные последствия, воспринимаемые нами как исторические события. Искусство читать историю и учиться у нее заключается в том, чтобы запоминать самое главное.
Высказывания Гитлера, подобные этим, открывают в нем черту, поражавшую многих из его собеседников, а именно способность к выборочному восприятию только тех вещей, которые его интересовали. Все, что выходило за круг его когнитивного поля, подвергалось деформации или просто отметалось. Такой регуляторный механизм позволял игнорировать или минимизировать значение неприятных фактов. Таким образом, приходится констатировать, что у Гитлера очень рано появляется разрыв между «объективной» и «субъективной» реальностью.
По причине такого ограничительного отбора Гитлер усваивал только то, что служило укреплению его убеждений. Навязчивый, маниакальный характер его фундаментальных идей уходит корнями в этот способ мировосприятия. Следовательно, у него очень рано появляются стереотипные представления и предрассудки, которые по мере того, как он осознавал себя и свое окружение, только крепли. Его видение мира, та призма, через которую он рассматривал людей и события, со школьных лет получила определенное развитие. Но своей «когнитивной картой», как это принято называть в политологии, он во многом обязан школьным урокам истории. В частности, Гитлер упоминает своего преподавателя в Realschule (технической школе) Линца, доктора Леопольда Пётша, портрет которого он набрасывает с большой теплотой. Этот человек, кроме того, оказался в числе тех немногих, с кем Гитлер позже продолжал вести переписку. Метод Пётша заключался в следующем: он брал факт современности и рассматривал его в свете истории, демонстрируя таким образом, как прошлое влияет на настоящее. Один из циклов его лекций посвящался нибелунгам, отметившим своим присутствием этот австрийский регион. Гитлер часто ссылался на него и позже, во время путча 1923 года и во время военной кампании в Советском Союзе. Он ставил Пётшу в заслугу не только то, что тот заставил его полюбить историю, но, что он (невольно) уже в ту пору сделал его революционером. Это утверждение, бесспорно, грешит преувеличением. Адольф Гитлер, как и многие дети, время от времени проявлял строптивость характера. Ребенком он дрался с другими мальчишками, играя в ковбоев и бурскую войну (последняя его особенно привлекала), и часто брал на себя роль вожака. При этом уже тогда он предпочитал действовать убеждением, насколько возможно избегая прямых столкновений. Один из его соучеников описал Гитлер впоследствии как «спокойного фанатика», любившего выжидать, пока ситуация не «созреет», то есть не примет благоприятный для него оборот. Типичным в этом отношении представляется конфликт, который вспыхнул между Адольфом и его отцом по поводу его будущего. Алоис хотел, чтобы сын последовал его примеру и стал чиновником. Это желание стало особенно настоятельным после того, как сводный брат Адольфа Алоис-младший в возрасте 14 лет вдрызг разругался с отцом и покинул дом, а младший брат Эдмунд умер в 1900 году. Адольф остался единственным отпрыском мужского пола в семье (в 1896 году у него родилась сестра Паула), следовательно, должен был пойти по стопам Алоиса, проявив ту же благодарность и оказав ему такую же честь, какую и сам оказал в свое время «дяде» Иоганну Непомуку.
5
Непереводимое немецкое прилагательное, которое может означать и «национальный», и «расовый», и «народный», и т. д. Этим же словом называют любое народное (от