На февральско-мартовском пленуме ЦК Ежов говорил, что в секретно-политическом отделе ОГПУ в 1931–1932 годах имелись агентурные материалы о существовании «троцкистского центра во главе со Смирновым», налаживании последним связи с Троцким и Седовым и создании блока «троцкистов и зиновьевцев, правых и леваков». На основе этих материалов Смирнов и его группа, состоявшая из 87 человек, были в 1933 году арестованы. Однако следствие по их делу «было проведено так, что эти агентурные материалы не были использованы»[61].
Основная часть участников блока была расстреляна в 1936–1937 годах. По-видимому, только двое из них — Сафаров и Константинов — дожили до начала 40-х годов, когда они были уничтожены в ходе очередной акции по ликвидации всех бывших активных оппозиционеров, еще остававшихся в лагерях.
В гарвардском архиве мною найден ряд новых документов, свидетельствующих, что Троцкий и Седов вступили в контакт с участниками формирующегося антисталинского блока. В 1936 году Седов писал Виктору Сержу относительно обнаружения НКВД зарубежных связей «троцкистов»: «Мне лично думается, что основа провокаций лежит в России, а не у нас. О русских товарищах, которых я видаю за границей, никто, кроме меня и Л. Д., никогда ничего не знает. Ряд известных мне провалов произошел много месяцев спустя, без всякой зависимости с заграничными встречами… Для меня стоит вне сомнений, что обвинение в заграничной связи было выдвинуто на основании данных, собранных в Москве, а не на основании данных, полученных из-за границы»[62].
Вскоре Седов отправил с нарочным письмо Троцкому. Опасением того, что оно может быть каким-то образом перехвачено, объясняются некоторые особенности этого письма (обращение к адресату на «вы» и т. д.). В нем Седов напоминал, что в конце 1932 года Колокольцев (конспиративная кличка И. Н. Смирнова. — В. Р.) делегировал Орлова (Гольцмана. — В. Р.), который привез в Берлин письмо и экономическую статью, опубликованную в «Бюллетене». Тогда же «Орлов сообщил, что Колокольцев ждет ареста со дня на день, ибо около него был обнаружен провокатор». «Из сказанного им (Орловым — на процессе. — В. Р) до сих пор, — добавлял Седов, — обо всем этом нет ничего. Он называет другой город и другое лицо, якобы виденное им (Копенгаген и Троцкого. — В. Р.)». Напомнив, что И. Н. Смирнов был арестован в конце 1932 года и приговорен к 10 годам изолятора «за связь с заграницей», Седов писал: «Поскольку он сам считает нужным не скрывать (на процессе. — В. Р.) ничего, больше того, рассказывать совершеннейшие небылицы, думается, что мне самому надо точно рассказать, как было на самом деле дело. Придерживаясь этого принципа вообще, поскольку этим никому нельзя навредить».
В том же письме Седов просил Троцкого ответить, «не делались ли какие-либо провокаторские попытки повидать вас во время вашей поездки несколько лет тому назад, когда вы читали лекции. Насколько мне известно, даже попыток таких не было»[63].
Троцкий и Седов считали суд над Смирновым («процесс шестнадцати») скорее провокацией, сложной амальгамой (т. е. злонамеренным переплетением правды с лживыми версиями), чем простой фальсификацией.
Создание организаторами процесса амальгамы, состоявшей, условно говоря, из 90 процентов лжи и 10 процентов правды, побудило Троцкого и Седова отрицать некоторые известные им факты. Например, на процессе говорилось о том, что «инструкцию» Троцкого Смирнову передал старый большевик Ю. П. Гавен. Имя Гавена фигурировало в показаниях Смирнова, Мрачковского, Сафоновой и было несколько раз упомянуто в обвинительной речи Вышинского. Между тем Гавен не появился на процессе даже в качестве свидетеля, а его дело было «выделено в особое производство». В приговоре суда имя Гавена не называлось, а передатчиком «инструкции» Троцкого был объявлен Гольцман. Из всего этого Троцкий и Седов сделали вывод, что Гавена не удалось сломить и на следствии он отказался признать предъявленные ему обвинения. В письме Троцкому Седов подчеркивал, что «известный вам также Сорокин (конспиративная кличка Гавена. — В. Р) не включен в дело. Единственное объяснение этому, мне кажется, то, что он держался крепко, ни на какие гнусности не пошел и поэтому оказался вне дела». Там же Седов писал о необходимости «обойти молчанием только те дела, кои могут повредить тем или иным людям»[64]. Исходя из этого принципа, Троцкий и Седов отрицали свои контакты с Гавеном, который выступал одним из посредников между Троцким и антисталинским блоком. Подобные факты убеждают в том, что Троцкий и Седов решили отрицать все то, о чем не было доподлинно известно сталинским инквизиторам.