Мысли Алисы путались. Хотелось остановиться, закричать, исчезнуть.
Господь Бог поселил человека в Эдемском саду, чтобы он возделывал сад и заботился о нем.55 Господь Бог заповедал человеку: «Можешь есть плоды с любого дерева в саду, но не ешь с дерева познания всего…»56
«Тогда женщина увидела, что плод дерева был хорош в пищу и приятен на вид, и что дерево было желанно, как источник мудрости; и она взяла один из плодов и съела…»57
«И Господь Бог изгнал ее из сада Эдем…»58
-Miss! Miss!59 – позади послышался голос.
Кто-то схватил ее за руку. Алиса рассержено обернулась. Перед ней стоял неопрятный, тощий индус. Он был босым. Алиса едва сдерживала отвращение, гнев и страх. Посмотрела, как затравленный хорек. Мужчина немного смущенно улыбнулся и протянул ей телефон. Очевидно, Алиса его выронила, или забыла где-то. Стало стыдно за свои эмоции. Вытянула из кармана джинс несколько измятых банкнот, но мужчина отступил в толпу, показывая жестами, что ничего не хочет в качестве награды.
Купила билет и зашла в старый лиловый автобус, украшенный множеством золотых надписей и огромными павлинами, нарисованными вдоль кузова. За рулем пожилой, опрятный водитель в идеально выглаженной, белой рубашке. Расположилась в самом конце салона, у окна. Стекла не было, вместо него блестящие ограждения из толстых, никелированных трубок. Автобус быстро наполнялся пассажирами. Свободных мест не осталось. Даже проход заполнили люди, огромные сумки и тюки. Водитель закрыл дверь.
Старый двигатель взревел. Алиса почувствовала жар, исходящий из-под сидения. Где-то под ногами, завертелись и заскрежетали сцепляющиеся шестерни. Автобус неожиданно резко рванул вперед, не обращая внимания на окружающую его толпу. Водитель кричал, высунувшись из окна и ругался на пешеходов, носильщиков и уличных попрошаек.
Автобус вырвался на широкий бульвар, который протянулся вдоль моря. Бирюзовые волны бились о бетонные волнорезы. По набережной прогуливались люди, мерцающие сквозь редкие, аккуратно постриженные деревья. Вполне уютные, светлые многоэтажки задумчиво смотрели на горизонт. После вокзальной суеты, все казалось тихим и умиротворенным. Даже духота отступила: автобус мчался, почти не останавливаясь. По салону гулял приятный, чуть солоноватый ветерок. Где-то, среди бетонных глыб набережной притаились грубые, самодельные хижины с серыми, плоскими крышами.
– Где трущобы? Я хочу посмотреть трущобы!
Перед Алисой сидели две русские женщины за сорок. Короткостриженые, размалеванные, как старые проститутки. Бесформенные одежды прикрывали дряблые, тучные телеса.
– Марин! Переведи ему. Пусть покажет трущобы – бабища говорила громко, презрительно и с насмешкой осматривая окружающих.
– Трущобс! Мы хотим трущобс – забубнила, вторя баба на ухо, сопровождающему их индусу. Она активно жестикулировала, медленно произносила слова, стараясь тщательно выговаривать каждую букву. Мужчина на английском языке пытался объяснить, что не понимает, но толстухи не унимались:
-Чего ты такой тупой, рубероид? Говорю тебе тру-щоб-с хочу.
Женщина повернулась к Алисе:
-Можете ему перевести, что мы хотим трущобы посмотреть?
Алиса сделала вид, что не пронимает по-русски.
-Чего ты с ней разговариваешь? Не видишь, что она тупая американка?
Бабы заржали, как две кобылицы. Одна из них швырнула пустую бутылку из-под воды в окно.
«Свои хрущебы лучше вспомните. И свой сталинский нищебродский ампир» – думала Алиса – «Что это за холопское стремление почувствовать себя барином? Вы глупые, уродливые, суеверные, обманутые, несчастные, загнанные на работе дуры, а не господа в пробковых шлемах».
Автобус повернул и выехал на прекрасную улицу, застроенную колониальными зданиями. Тенистые тротуары утопали в густой растительности. Пожелтевшие от времени дома тянулись к небу остроконечными башенками и куполами. Медные крыши мерцали зеленоватой патиной на солнце, сквозь листву покачивающихся пальм и баньянов.
Перед Алисой словно оживали картины Верещагина, знакомые с детства. Казалось, что вот-вот исчезнут суетливые тук-туки, такси и мужчины в деловых костюмах. На улицу неспешно выйдет караван огромных слонов, укрытых золочеными попонами. На их спинах, под опахалами из павлиньих перьев будут вальяжно восседать толстые раджи, сверкающие бриллиантами перстней. Или надменные английские лорды, в белых шлемах и красных мундирах. И дамы в изысканных шляпках, делающие вид, что готовы упасть в обморок. Как там у Гумилева?