Ханы одобрительно загудели. Ахпа-бэ отпил из широкой пиалы и поставил ее перед собой. Потом насадил на кончик ножа очередной кусок мяса и спросил у старика:
– Уважаемый Кашем-хан, а когда вчера вечером вы ложились спать, кто согревал для вас постель? Молодая наложница или любимая старая жена из гарема?
– Кто же допустит молодую дуру греть постель? – удивился старик. – Моя старуха никому этого не доверит. Уже тридцать лет как везде ее с собой таскаю.
– Вот и я говорю – близкие к нам имперские земли как старая привычная жена. Дороги мы знаем, какой уж год заглядываем в гости. То деревню пощиплем, то караван перехватим. Поэтому предлагаю перед долгой зимой не рисковать зря воинами, а выполнить намеченное. Потом с доброй добычей перезимуем, и можно на следующее лето готовить новый набег. Пусть центральные и западные имперские провинции станут для нас молодыми наложницами, ждущими своего господина!
Старик радостно захохотал, хлопая себя по коленям:
– Что я говорил! Вот истинный вождь! Настоящий хата-хан![3] И в бою себя покажет, и за столом словом не подавится. Пусть будет так. Проверим наших воинов в этом набеге, а на запад коней повернем в следующем году…
Поздно вечером, когда гости разошлись, старый хан остался наедине с Ахпа-бэ. Избранный хата-хан расстелил на кошме широкую карту и повернулся к хозяину:
– Только треть родов откликнулась на наш призыв. Самый хитрые выжидают. Малые роды побоялись отправлять воинов. Если они лишатся кормильцев, кто защитит их от соседей?
– Кому нужны эти отбросы? – презрительно скривил губу Кашем-хан.
– Они подобны муравьям. Их мало, но вместе способны загрызть любого врага, напавшего на муравейник. Я думаю раздать часть добычи зимой. Чтобы последний босяк в степи знал, как выгодно ходить с другими кланами в набег. Как, рискнув один раз, можно одеть семью и одарить приданым дочерей. Вот тогда летом к нам придут не жалкие двенадцать тысяч, а все пятьдесят.
– Имперцы будут нас ждать в следующем году.
– Пусть ждут. Мы найдем способ бороться с легионами. Раз ушастые лесные твари смогли уничтожить восемь лучших легионов, то и мы сможем. А потом, почтенный Кашем-хан, мы станем хозяевами на новых землях. Пусть покорные империусы выращивают зерно, ткут ткани, строят для нас дома. Рабам все равно, как зовут его хозяина: император или хан.
– Ты действительно веришь в это? Хочешь стать ханом ханов и покорить великую империю?
– Не я. Мы. Мы станем великими ханами. Выберем верных людей в совет ханов и будем править от моря до моря.
Старик надолго замолчал, задумчиво разглядывая языки огня. Потом медленно свернул карту и положил ее сбоку от подушек.
– Я подумаю над твоими словами, Ахпа-бэ. Крепко подумаю. Если сам не доживу до этих золотых дней, то мой сын точно взглянет на склонивших голову империусов. Давай завершим этот поход. Не будем седлать еще не пойманного коня. Но верь, сказанное тобой не унес холодный ветер. Когда вернемся домой, мы встретимся еще раз. И тогда обсудим все…
Вытянувшись во весь рост на широкой балке, Глэд внимательно смотрел в щель на раскинувшийся под ним двор. На мощенном плитами широком пространстве усердный сержант палкой вколачивал в дюжину новобранцев правила обращения с великим чужеземным изобретением – летающим кораблем. Насколько мог судить Безглазый, корабль представлял собой доработанную модель маленького дирижабля, с добавлением местных особенностей.
Заостренный с обеих сторон баллон скроили из плотного материала и многократно вымочили в вонючем растворе. Благоухая подобно тысяче обгадившихся кошек, ткань удерживала газ, аккуратно закачанный внутрь баллона. Из чего именно добывали необходимый для полета газ и что служило основой для его производства, Глэд так и не разобрал. Единственное, что он смог разглядеть через свою щель, так это часть спрятанного под навесом агрегата, который приводился в действие сложной системой натяжных ремней. От гремящего и чадящего механизма к дирижаблю подтаскивали широкий матерчатый шланг, после чего медленно наполняли оболочку газом.
Под дурно пахнущим баллоном закрепили тонкостенную деревянную лодку, по бокам которой на длинных штангах топорщились два широколопастных винта. Двигатель крепился в середине утлого суденышка. Заставлять винты вращаться помогала все та же вездесущая ременная передача. Венчал хлипкую конструкцию широкий матерчатый руль, напоминающий хвост огромной рыбы.
Судя по тому, с какой осторожностью сержант обращался с газовым механизмом и летающим кораблем, они представляли собой огромную ценность. И как смог оценить Глэд по несчетному количеству заплат на баллоне и бросающимся в глаза разноцветным кускам дерева, великое творение неизвестного мастера неоднократно чинилось и поддерживалось на ходу лишь неусыпными заботами легионеров. Хорошенько порывшись в памяти, Безглазый смог с трудом выделить обрывки слухов и сплетен, доставшихся ему в наследство. Как говорили немногочисленные знатоки, древние корабли приволокла с собой гильдия механиков, перебравшаяся с Мертвого материка, объятого огнем. После смерти основателя мастеровые не поделили обещанные новыми королями гонорары и разбились на группы. Одна команда строила корабли для поххоморанцев. Вторая пыталась чуть менее успешно возродить для Южной империи забытые знания. Но во время испытания очередного гигантского монстра погибло большинство создателей из северных мастерских. И с той поры древнее искусство медленно вырождалось, позволяя крохами накопленных знаний сохранять жизнь прекрасным воздушным машинам. Сохранять жизнь, но не развивать и строить новые.
3
Хата-хан – глава ханов в походе, выборная должность. Наделен диктаторскими полномочиями на все время набега. После завершения похода собирают совет ханов, на котором любой обиженный может высказать претензии. Если совет признает действия хата-хана ошибочными, провинившегося полководца могут казнить.