2 Напомним в этой связи знаменитый 11-й тезис К. Маркса о Фейербахе: «Die Philosophen haben die Welt nur verschieden interpretiert; es kommt drauf an, sie zu verandern» (Marx K. 11. These uber Feuerbach. Originalfassung. // Marx-Engels-Werke (MEW), 43 Bande, Berlin/DDR: Dietz Verlag, 1956-90, B. 3. S. 535) «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменять его» (традиционный русский перевод - см.: Маркс К. Тезисы о Фейербахе // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 2. С. 4). Здесь важен нюанс: перевод собрания сочинений, вопреки контексту, использует иную, чем в оригинале, форму глагола - «изменить», хотя совершенно очевидно, что здесь речь не идет о разовом, однократном действии, а практически-действенном способе отношения к миру. Подчеркнем: подобное, восходящее к классическому марксизму, понимание практики развито в работах таких последователей марксизма, как Д. Лукач, ^
исторической жизни, исторического прогресса и регресса. Эту задачу помогает решать сложная система теорий, лежащих в рамках той же парадигмы, что и политическая экономия труда. И здесь логичен вопрос: действительно ли можно нащупать точки взаимодействия политической экономии и economics?
Возможен ли синтез economics и политической экономии?
Отвечая на поставленный вопрос, будем исходить из следующих предположений.
Первое. Economics уже есть довольно-таки эклектический (по крайней мере, в большинстве случаев, особенно в макроэкономике) синтез определенных политико-экономических разработок (точнее, снятие, «перевод» этих теорий на «язык» функционирования рынка) - от теорий предельной полезности, предельной производительности, факторов производства до кейнсианства и современных разработок в области экологии.
Второе. Economics достаточно легко может быть дополнен концепциями и выводами (а отчасти и языком) теоретических школ, генетически связанных с разработками неоклассической политэкономии, такими, например, как новый институционализм. Более того, без такого дополнения economics XXI в. принципиально неадекватен даже для отображения практики в им же заданной области (в экономике, где трансакционные издержки примерно равны трансформационным, а права собственности принципиально подвижны, вести исследования, исходящие из установок отсутствия первых и при безразличии ко вторым, по меньшей мере несерьезно). Но эту проблему economics легко может решить и уже активно решает1.
Третье. Собственно проблемой является возможность той или иной модели синтеза (или иного взаимодействия) теоретических основ economics и различных школ классической политической экономии. Это проблема, ибо предмет, метод и содержание этих школ принципиально отличны или противоположны первым. Последнее относится прежде всего к марксизму (особенно - современному марксизму) как синтети-
^ Ж.-П. Сартр и др. на Западе, а также в работах таких советских ученых, как Э. Ильенков, Г. Батищев, Н. Злобин и др. уже упоминавшиеся выше ученые.
1 Капелюшников Р. Экономическая теория прав собственности. М., 1990; Шаститко А Теоретические вопросы неоинституционализма // Введение в институциональный анализ / Под ред. В. Л. Тамбовцева. М.: ТЕИС, 1996. В последние годы вышло немало учебников и монографий в этой области, в России здесь тон задают Р. Капелюшников, А. Шаститко, Р. Нуреев, А. Аузан, А. Олейник и др.
ческой социальной науке и политической экономии труда как его истоку; в меньшей мере - к исторической школе и ее последователям, собственно классическому институционализму, к различным разновидностям социально-экономических теорий постиндустриального общества, к междисциплинарным исследованиям глобальных проблем человечества и т.п.
Этот, третий аспект надо рассмотреть особо. Здесь можно предположить следующие варианты синтеза251:
251
См. также: Радаев В. Обновление экономической теории: пути и проблемы. Вопросы экономики. 1992. № 10. Для этого ученого, как и для многих экс-советских политэкономов начала 1990-х годов, было характерно стремление решить проблему в ключе именно третьего варианта.