Более того, на пути к формированию парадигмы глобальной экономики как единого целого стоит сохраняющаяся доныне существенно иная установка: рассмотрение современной экономики развитых стран (по преимуществу, США) как некоего эталона, образца, «стандарта». Все остальные экономические системы рассматриваются как большие или меньшие отклонения от этого «стандарта», причем априорной (не подвергаемой сомнению в рамках либеральной ветви экономической теории) целью их эволюции является приближение к названному идеалу (изучением чего и занята по преимуществу данная версия «экономики развития»). В рамках некоторых тенденций (например, социал-демократической направленности) такой идеал может варьировать, но парадигма остается неизменной.
Такая же логика работает и при исследовании трансформационных экономик.
Наконец, обращаясь к экономике России, то есть к тому объекту, который для нас как исследователей и преподавателей представляет наибольший интерес, мы не можем не зафиксировать, что наша экономика является системой, находящейся в процессе качественных изменений всей совокупности социально-экономических отношений и институтов.
Более того, даже чисто рыночные, на первый взгляд, механизмы (например, формирование цен) на деле в России (как и во многих других трансформационных экономиках) действуют иначе, нежели это описывают классические модели микроэкономики. Российская экономика даже многими зарубежными исследователями268 квалифицируется как кланово-корпоративная, номенклатурно-мафиозная и т.п., причем все эти термины используются не в качестве красного словца, а как категории, позволяющие охарактеризовать наиболее существенные ее черты.
Мы уже не раз писали о том, что специфику трансформационных экономик нельзя понять только как некоторую особенность привы1чных микро- и макроэкономических закономерностей269. При помощи economics можно (но всегда ли нужно?) перевести выявленные другим путем особенные черты на привычный для mainstream’a язык или зафиксировать отклонения (совпадения) «стандартных» и российских процессов. Однако это будет столь же «плодотворно», сколь описание человека как особого рода обезьяны.
Таким образом, необходим выход за рамки господствующей ныне парадигмы economics как теоретически и практически недостаточной для исследования и отображения глобальной мировой экономики (и в том числе трансформационной экономики России) в силу несоответствия аксиом и багажа mainstream^ реалиям современной экономической жизни; развитие взгляда на экономическую жизнь как единый мировой организм, неравномерно и противоречиво переходящий в новое качество.
Существенно, что классическая политическая экономия в том виде, в каком она представлена в работах К. Маркса и его предшественников, также непосредственно не отражает происходящих в последние десятилетия изменений экономической материи.
Но!
В отличие от economics, принимающего (в этом суть «экономического империализма») в свое лоно все современные проблемы исключительно путем редуцирования всей их своеобычности к некоторой (возможно, в чем-то новой) форме рынка, классическая политическая экономия в своем методе содержит и возможность своего самореформирования, качественного развития. Именно эта интенция и была отображена нами выше, когда мы говорили о значимости экспансии методов эко-социо-гуманитарных исследований в сферу собственно экономических процессов.
Классическая политэкономия тем и интересна, что, показав ограниченность и исторические пределы рынка и капитала, она показала возможность и необходимость снятия политэкономии капитализма в новой науке. Показав пределы и историческую ограниченность «экономической общественной формации» и доказав, что главной сферой будущего развития станут области, лежащие «по ту сторону собственно материального производства», она показала необходимость и пути снятия себя в эко-социо-гуманитарно-ориентированной парадигме исследования нового, служащего «всего лишь» основанием креатосферы («царства свободы») социально-экономического пространства.
Тем самым классическая политэкономия показала и закономерность своего конца (выражаясь языком Гегеля, «прехождения»), т.е. то, почему, чем и как она должна быть снята теоретико-методологически. Economics же, в отличие от самокритичной классики, был, есть и остается несамокритичным империалистом, действующим в науке теми же методами, которыми действовали западные колонизаторы на практике.
269
См.: Бузгалин А (ред.) Переходная экономика: курс лекций по политической экономии. М.: Таурус, 1994; Бузгалин А., Колганов А. Теория социально-экономических трансформаций. М., 2003; Бузгалин А (ред.) Трансформационная экономика России. М., 2006; Колганов А. (ред.) Политэкономия провала: природа и последствия рыночных «реформ» в России (М., 2013).