Да, у России в начале 1990-х был шанс в течение 10-15 лет стать одной из «нормальных» полупериферийных стран мировой позднекапиталистической системы. Но для этого была необходима совершенно иная - мы в свое время называли ее социал-демократической - модель трансформаций, о чем авторы писали в своих публикациях начала 1990-х, еще в начале «реформ».
Однако в нашей стране была реализована иная модель, которая привела к быстрому разрушению формальных институтов советской экономики, но, что достаточно естественно, не смогла полностью разрушить обладавшую большой инерционностью прежнюю систему производственных и социокультурных отношений. Причина этой инерционности очевидна: последняя была укоренена благодаря как специфической системе производительных сил (высококонцентрированное и высокоспециализированной производство, ориентированное на преимущественное развитие тяжелой индустрии и ВПК), так и в устойчиво-некапиталистическом типе личности большинства граждан страны, социокультурных традициях СССР и дореволюционной России470.
Этот, образованный единством производительных сил, производственных отношений и менталитета «генотип» российской экономической системы1, должен был оказаться относительно устойчивым и он оказался таковым2.
В результате капиталистические отношения в нашей стране сложились преимущественно на поверхностном, видимостном уровне, где формально были созданы и работают все «стандартные» институты позднекапиталистической системы полупериферийного типа. Но содержательно трансформации не могли быть и не были завершены.
В результате в России сложилась «двухсферная» экономическая модель3. В первом из этих диффузных подпространств - сферах, которые оказались интегрированы в мировую капиталистическую систему, как мы сказали, постепенно сложились производственные отношения позднего капитализма полупериферийного типа. Это сборка, розлив, упаковка и т.п. товаров, производимых ТНК и др. «вторичные производства»; некоторые производства в сферах машиностроения, строительства, транспорта и сельского хозяйства; сфера услуг (преимущественно обслуживание «среднего класса»); часть финансовой системы.
Вся остальная экономика (прежде всего сырьевой сектор и связанные с ним производства, большая часть финансов и др.) оказалась включена в во второе, большее по объему диффузное подпространство, в котором господствуют тренды реверсивной трансформации. В конце XX - начале XXI века в стране стихийно стали развертываться процессы во многом аналогичные тем, что происходили в эпоху первоначального накопления капитала в Западной Европе и США два-три столетия назад, но при существенной специфике. Последняя обусловлена тем, что в нашем случае эти процессы происходили в экономике с развитой индустрией и значимым
^ Постижение России. М.: Экономистъ, 2005; Осипов Ю.М. Иное. М.: Эко-номистъ, 2006).
: Этот термин, правда применительно к капитализму, ввел Иштван Мес-сарош (Meszaros I. Beyond Capital : Toward a Theory of Transition. L., i995); применительно к советской системе в чем-то сходный процесс описал Янош Корнаи, выделявший «вегетативную систему» экономики (Корнаи Я. Дефицит. М.: Наука, i990).
2 В этом смысле парадоксально правы Е. Гайдар и его коллеги, жалующиеся на то, что им не дали провести их реформы. Им, действительно, «не дали», но не политики, а мощная и неслучайная инерция советской системы.
3 Это именно аморфные сферы, диффузные подпространства, а не четко выделенные и имеющие жесткие границы сектора. Выделяемые ниже сферы неопределенно-аморфны и диффузно связаны друг с другом, а их сколько-нибудь строгое выделение возможно только силой научной абстракции. Впрочем, реальный бизнес тоже «чувствует» это деление и довольно явственно подразделяется на два подможества: сырьевиков и финансистов - с одной стороны, несырьевой производственный бизнес - с другой. Эта линия проводится, в частности, некоторыми лидерами Московского экономического форума.
постиндустриальным сектором и базировались на не полностью разрушенном генотипе советских (а не позднефеодальных) производственных и социокультурных отношений471.
470
О последнем немало написано в работах В.М. Кулькова (см. Кульков В.М.
Российская экономическая модель.) и Ю.М. Осипова (см.: Осипов Ю.М.
471
См.: Бузгалин А.В. Переходная экономика. М.: Таурус, 1994. Акцент на переходном процессе в России как прежде всего первоначальном накоплении капитала харакетрен и для Е.В. Красниковой (см.: КрасниковаЕ.В. Развитие капитализма в России. Век спустя. М.: ТЕИС, 2003; Красникова Е.В. Экономика переходного периода. М.: Омега-Л, 2005, 2006), однако в отличие от нее мы, во-первых, не сводим главную специфику постсоветской экономики к первоначальному накоплению капитала и, во-вторых, акцентируем сущностные отличия последнего в постсоветской России от первоначального накопления капитала эпохи генезиса буржуазной системы в Европе.