Опираясь на описанную выше материально-техническую базу (развитие сырьевого сектора, «вторичных» производств, торговли, услуг, посредничества при отторжении задач развития реального сектора и креатосферы) и оформляя себя при помощи теневых «правил игры», описанная российская экономическая система обретает свое специфическое лицо. Это лицо не слишком красиво, но и перечисленные выше факты (чего стоит одна двадцатилетняя «яма» в результатах производства и один из самых высоких в мире уровней дифференциации в обладании общественным богатством) выглядят не слишком симпатично. В то же время, как мы уже отметили, наряду с этим диффузным пространством в России существует и иное, близкое к «нормальному» пространство позднего капитализма периферийного типа.
Сказанное позволяет нам более пристально рассмотреть конкретные производственные отношения, характерные для постсоветской рос сий-ской экономической системы.
Используя предложенную выше модель структуры производственных отношений исторически-конкретной системы производственных отношений, начнем наш анализ с характеристики отношений координации.
Специфика производственных отношений
российской экономики: способ координации
Разрушение преимущественно планово-бюрократической системы отношений координации (бюрократической планомерности) привело к возникновению в России сложного комплекса способов координации (распределения или аллокации ресурсов и поддержания пропорциональности).
Они включают (1) характерные для позднего капитализма формы рынка и их мутации, (2) государственное регулирование (и его мутации), а также (3) элементы добуржуазной координации.
Собственно рынок как форма координации в «классическом» виде в российской экономике присутствует разве что в сферах массового потребления. Большая же часть пространства рыночной координации занята существенно отличными от абстрактной модели рынка отношениями.
Доминируют в современной российской экономике формы рынка, характерные для [NB!] позднего капитализма, но они присутствуют, как правило, в неразвитом и деформированном виде. Их дополняют не только «классические» формы рынка, но и широкий спектр полуфеодальных форм.
Причина этого (в том числе - деформаций позднекапиталистических форм рынка) в том, что характерные для капитализма товарные отношения («рынок») сложились в российской экономике как система, первоначально в основном подчиненная нерыночным или не вполне рыночным (аналогом здесь может служить значимо деформированный традициями и личной зависимостью рынок эпохи средневековья) формам и потому сама живущая в деформированном виде. В нашей стране характерные для позднего капитализма рыночные механизмы формирования пропорций, стимулирования производителей и т.п. (в частности, олигополистическая конкуренция) работают, но (1) в крайне специфическом виде и (2) будучи лишь одним из способов координации.
В силу этого специфические для позднего капитализма трансформации рынка (олигополизм, неравная «рыночная власть» акторов) в российской трансформационной экономике приобрели вид локального корпоративномонополистического регулирования рынка, также деформированного (по сравнению с «классическим» видом, характерным для развитых экономик) вследствие наличия государственно-бюрократических и поздне-феодальнъх переходных форм (об этих деформациях - ниже).
Именно такой рынок, а не абстрактно-мифическая «экономическая свобода», якобы приходящая на смену бюрократическому планированию, господствует сегодня в России. Свобода товаровладельца в трансформационных экономиках достаточно иллюзорна: его поведение здесь детерминируется крупнейшими корпорациями. Впрочем, это регулирующее влияние, конечно, несколько слабее, чем в прошлом - бюрократическое. Существенно, что и в прошлом, и ныне эта детерминация существенно варьирует (например, ранее это была разница между «слабым» планом в Венгрии с конца 1960-х годов и «сильным» в СССР 1950-х годов; сейчас - между «слабой» властью корпоративных объединений в некоторых областях сервиса и «сильной» - в «городах-заводах» типа Магнитогорска или Норильска).
Экономической теории этот механизм локального корпоративного регулирования хорошо знаком. В неоклассике он характеризуется как «рыночная власть». В классическом институционализме Гэлбрейта - как «плановая система», которую корпорации создают вокруг себя, формируя диффузное пространство воздействий на потребителей и субпоставщиков через рекламу и массу других каналов476. В новом институционализме - как неравная «переговорная сила»477. В марксизме - как локальное, частичное полицен-тричное регулирование экономики со стороны крупнейших корпораций (последние положения были развиты в поздних работах Ф. Энгельса, в текстах В.И. Ленина и в работах критически мысливших советских ученых 1960-1970-х годов, которые ввели понятие «неполной, монополистической планомерности»478). Применительно к СССР, где такое локальное регулирование также имело место наряду с централизованным планированием, этот феномен был назван «вегетативным контролем» (по аналогии с различением центральной и вегетативной нервной систем в организме человека)479.
476
Этой проблеме посвящена, в частности, одна из наиболее известных книг Дж.К. Гэлбрейта «Новое индустриальное общество».
477
Следует специально подчеркнуть, что едва ли не лучший из известных авторам анализ рыночной власти и даже рынка как механизма воспроизводства власти в России, базирующийся на неоинстиуциональной теории, представлен в работах А.Н. Олейника. См, в частности: Олейник А.Н. Власть и рынок. Система социально-экономического господства в России «нулевых» годов. М.: Российская политическая энциклопедия, 2011.