Внезапно у меня обнаружилась масса свободного времени, с которым я мог делать все, что хотел. Правда, кроме жены, разделить его мне было решительно не с кем. Все или работали, или принимали самое активное участие в том, что я раньше знал под названием «жизнь».
Спустя пять недель после того дня, как я получил дурные известия, мы с Беллой отправились в кино. Мельчайшие подробности обрели первостепенное значение: запах нового коврового покрытия, к которому примешивался аромат попкорна; молодые, невнимательные билетеры со своими блуждающими фонариками. Мне казалось, что я еще не испытывал ничего подобного; и уж, конечно, мои ощущения разительно отличались от совсем еще недавних, когда я все принимал как должное.
Когда я вновь вышел на свет, во мне словно повернули выключатель и солнце ударило мне в лицо. К тому времени я уже потерял пятнадцать фунтов и теперь свободно влезал в старые, застиранные джинсы. Я понял, что если не изменю своего отношения, то не протяну и полгода. «Приятель, тебе лучше смириться с тем, что ты умираешь, — сказал я себе. — Кроме того, ты с самого рождения был для всех занозой в заднице. И теперь для тебя самый подходящий вариант — сыграть в ящик от рака толстой кишки».
Я повернулся к Белле.
— Пора перестать разыгрывать из себя смертельно обиженных, причем нам обоим, чтобы бездарно не растранжирить то время, что нам еще осталось.
Она взяла меня под руку, и дальше мы зашагали вместе.
— Знаю, — сказала она. — Я сама уже думала об этом.
И в тот самый миг — отключив фильтры, снеся крепостные стены и разрушив защитные контрэскарпы и бастионы — мы рука об руку вновь шагнули в свою жизнь. Или, по крайней мере, в то, что от нее осталось.
На следующие выходные к нам заглянул Майкл, чтобы помочь мне вынести на тротуар старое продавленное глубокое кресло, где его мог бы забрать старьевщик.
— Ты же очень любил его, — заметила Белла.
— Но тебя я люблю сильнее, — возразил я, подошел к телевизору и выключил его. — На мой взгляд, кстати, ты вполне можешь избавиться и от телевизора. У меня больше нет для него времени.
Она была поражена в самое сердце. Белла всегда называла телевизор моей второй половинкой и единственной родственной душой.
После долгих поисков я все-таки отыскал в шкафу в коридоре, на самой верхней полке, пазл-головоломку. Это была фреска из пяти тысяч фрагментов с ангелами, восходящими в рай, которую много Дней отца[2] назад подарила мне Райли. Судя по картинке на коробке, синие и зеленые оттенки плавно перетекали друг в друга, гарантируя, что от бессилия мне предстоит вырвать последние волосы на голове. Составление головоломок было простой задачей такой сложности, что я буквально предвкушал мучительные страдания. Эту штуку за один вечер не соберешь, но если мне предстояло чем-то занять себя, то пусть это будет времяпрепровождение, которое нравилось мне больше всего. «Да и фреска с ангелами будет очень кстати», — решил я.
— Она поможет мне расслабиться, — сообщил я Белле, демонстрируя коробку.
— Еще бы, — усмехнулась она. — Только, пожалуйста, следи за своим языком в присутствии детей.
Я расхохотался в ответ.
— Те дни остались в прошлом, — пообещал я.
Сколько себя помню, я всегда любил собирать головоломки. Кажется, первую мне подарили на Рождество, когда мне исполнилось всего шесть лет. Я уже и позабыл, сколько времени мне понадобилось, чтобы собрать ее, или сколько в ней было фрагментов, но, похоже, много. Пожалуй, она состояла из доброй сотни кусочков, не меньше.
Когда я стал старше, долгими зимними вечерами, столь характерными для Новой Англии, мать раскладывала карточный столик, где я расправлялся с разбитыми на триста фрагментов головоломками Уитмана или более дорогими — Чарлза Высоцкого. В те времена средняя головоломка состояла примерно из двухсот пятидесяти кусочков, а большая не превышала пятисот. Да и сами фрагменты были, по крайней мере, в три-четыре раза толще, чем сейчас.
В свое время мне удались две просто гигантские головоломки. Одна состояла из восьми тысяч пятисот фрагментов, стоила восемьдесят девять долларов, и потребовалось почти три месяца на то, чтобы собрать ее. Мы складывали ее втроем по выходным — Белла, Райли и я. Всякий раз, проходя мимо разложенной головоломки, я останавливался, добавляя в нее фрагмент-другой. Если сложить вместе стоимость газировки с сиропом, пива и легких закусок, то получится, что эта головоломка обошлась нам примерно в пять тысяч долларов. Другой монстр насчитывал двенадцать тысяч девяносто шесть фрагментов, имея четыре с половиной фута в высоту и девять с половиной — в длину. После того как мы их закончили, я отдал обе.